Александр Звягинцев - Руденко. Генеральный прокурор СССР

Несколько лет назад мне удалось уговорить, уже не раз цитируемого мной, многолетнего помощника Руденко по особым поручениям Валентина Григорьевича Демина поделиться своими воспоминаниями о Романе Андреевиче. Вот они.

«Роман Андреевич Руденко высоко оценивал значение и роль прокуратуры как необходимого государству механизма. Систему прокуратуры он считал одним из устоев правопорядка, а ее централизацию, ее „высший надзор” – важнейшим средством поддержания государственного порядка и государственной дисциплины. Мысли о необходимости единой законности, о вреде местничества и о прокуроре как представителе центральной власти в вопросах законности – он всегда повторял, отстаивал и развивал. Их непреходящая ценность, если говорить прямо, нисколько не утрачена сейчас, если их не просто повторять, а думать об их творческом развитии.

Особенно это относится к российской хронической беде – местничеству. Активность в противоборстве с ним Руденко всегда считал самым отчетливым критерием уровня надзора.

Направления для практического надзора, естественно, определялись партийными установками. Руденко внимательно следил, чтобы партийные формулировки задач были в максимальной степени перенесены без малейших изъятий из решений съездов, пленумов ЦК и выступлений генеральных секретарей в приказы и указания Прокуратуры СССР. Указания партии для него были непререкаемы.

Когда же речь шла о чисто юридических аспектах любых проблем, Роман Андреевич всегда демонстрировал феноменально глубокое знание и понимание теоретических вопросов, принципов права. Это позволяло ему так проникать в суть любого практического дела, предвидеть перспективы, тонко оценивать доказательства, давать верные советы, что у меня, например, эти его качества вызывали всемерное восхищение. Для всех прокуроров Руденко, безусловно, являлся общепризнанным лидером и авторитетом. Слава Нюрнбергского процесса незримо, но явственно стояла за его плечами.

С чисто профессиональных позиций он очень ценил искусство поддержания государственного обвинения в суде, умение убедительно преподнести результаты следствия, обосновать перед судом прокурорскую позицию.

В 1967 году, буквально через три недели после того, как меня перевели из Владимира на работу в центральный аппарат Прокуратуры СССР, мне пришлось на пленуме Верховного суда СССР возражать против протеста Председателя Верховного суда СССР А. Ф. Горкина по одному из дел об умышленном убийстве. Когда при голосовании позицию прокуратуры поддержали почти все (за протест было всего два голоса), Р. А. Руденко подозвал меня к себе, поблагодарил и кое-что уточнил. Так я впервые столкнулся с ним лично.

Вскоре мне снова повезло. Как раз в это время Прокуратура СССР передавала в Верховный суд России совершенно необычное уголовное дело об убийстве, совершенном в Ленинграде. Так получилось, что обвинительные приговоры по этому делу дважды отменялись из-за недостаточности доказательств, хотя обвиняемые в ходе следствия признавали свою вину в убийстве (старая проблема – самооговор или признание?). Следователь, который вначале вел это дело, подписал обвинительное заключение, сразу же был помещен в психиатрическую больницу и оказался психически больным, невменяемым, с манией преследования.

В конце концов Прокурор РСФСР внес протест: признать осужденных невиновными и дело против них прекратить. Президиум Верховного суда России удовлетворил протест, но… вернул дело на дополнительное расследование в Прокуратуру СССР. Следователи на тех же самых доказательствах сделали вывод: а убийцы все же – обвиняемые!

Перед направлением дела в суд его, как я узнал позднее, изучали несколько опытных прокуроров, но все они посчитали, что поддерживать обвинение невозможно.

Через руководство отдела, в котором я работал, мне было передано поручение Руденко – изучить это дело.

Я пришел к выводу, что участие обвиняемых в убийстве доказано и, хотя дело непростое, в этом можно убедить суд. Поддержать обвинение, естественно, было поручено мне.

Когда Верховный суд России вынес обвинительный приговор и я вернулся из Ленинграда в Москву, как только я вошел в здание прокуратуры, меня пригласили к Генеральному прокурору – ему все надо было узнать из первых рук.

В последующие годы я еще несколько раз поддерживал государственное обвинение по серьезным делам Прокуратуры СССР об убийствах и взятках (например, о взятках, полученных в Верховном суде СССР, Председателем Верховного суда Дагестана, Председателем Верховного суда Узбекистана, Председателем Совета Министров Узбекистана – 1976 г.). Ни по одному из этих дел Руденко не давал мне никаких указаний и рекомендаций, и я принимал такие решения, которые сам считал необходимыми. Но он каждый раз внимательно выслушивал меня, когда дело уже было завершено.

Однажды произошел любопытный казус. Верховный суд СССР в Ташкенте рассматривал дело о взятках председателя правительства республики Р. Курбанова. Курбанов был близок к А. Н. Косыгину, его даже знал де Голль… Получение взяток он отрицал, и были серьезные сомнен ия, что приговор будет обвинительным. Когда все же такой приговор был оглашен и все вышли из зала, я собрал свои записи и пошел к выходу. Вдруг осужденный Курбанов, мимо которого я проходил, протянул мне руку и поблагодарил за „объективность и справедливость". Я, как говорится, машинально тоже протянул ему руку, и тут же до меня дошла вся нелепость подобной ситуации! Слава богу, что, кроме конвойных, в это время в зале уже никого не было!

Но первое, что сказал мне при встрече Роман Андреевич, были слова:

„Здравствуйте, товарищ Демин! Вам там, в Ташкенте, подсудимые ручки жмут?" Но, кажется, он был этим даже доволен, ибо жмут-то за справедливое обвинение!

Вообще, Руденко был очень закрытый человек и никогда ни с кем не „раскрывал душу".

Правда, с удовольствием он всегда вспоминал о Нюрнбергском процессе, отлично помнил все его нюансы. Зато я никогда не слышал, чтобы он хотя бы упомянул о деле Берии или „ленинградском деле"…

Конечно, возможности прокуратуры в конфликтах с партийными органами были весьма ограниченными. По одному из нашумевших тогда уголовных дел об убийстве в Харькове студентки заместитель Генерального прокурора СССР Жогин постановил освободить из-под стражи трех обвиняемых – Хвата, Бобрыжного и Залесского. В ЦК Украины, однако, считали их преступниками. Освободить обвиняемых из-под стражи удалось лишь через полгода.

По другому делу, в Киргизии, повинуясь партийному руководству республики, прокуратура и МВД республики не выполнили указание Прокуратуры СССР об освобождении из-под стражи Н. Прибывший во Фрунзе старший помощник Генерального прокурора Алексей Владимирович Бутурлин вызвал Н. якобы на допрос из следственного изолятора в здание прокуратуры, освободил ее из-под стражи и обеспечил ее немедленный выезд за пределы республики.