Последний рыцарь империи - Сергей Ильич Ильичев

Первым начальником этой лаборатории в 30-х годах был интеллигентный человек и профессор Игнатий Казаков, который занимался ядами как научной проблемой. Когда он понял, что его руками практически убили Менжинского, то он подал рапорт об увольнении. В ответ ему пригрозили семьей, а в 1938 году он был приговорен к высшей мере наказания за участие в контрреволюционной антисоветской организации и… расстрелян. Казакову, упокой, Господи, его душу, уже задним числом вменили в вину умерщвление председателя ОГПУ Вячеслава Менжинского, руководителя Иностранного отдела ОГПУ Абрама Слуцкого, председателя ВСНХ Валериана Куйбышева и писателя Максима Горького, проведенных по приказам Генриха Ягоды.

Но мы-то уже знаем, что приказы на такого рода умерщвления принимаются по согласованию со всеми высшими чинами правительства. Тогда вполне возможно, что в 1930-е годы Ягода создал-таки собственную лабораторию и теперь единолично, без согласования с членами правительства, мог позволить себе убирать ненужных ему людей с помощью яда, который создавал иллюзию сердечной недостаточности. Очевидно, что после расстрела самого Ягоды эту лабораторию передали в ведение НКВД и она стала иметь два отдела: токсикологическое и бактериологическое. Исследовательская группа Института биохимии под руководством профессора Майрановского была в полном составе переведена в ведение НКВД. Второе направление работ возглавил полковник медицинской службы Муромцев.

А теперь самое интересное: в 60–70-х годах прошлого столетия эта лаборатория получила новое название Спецлаборатория № 12 Института специальных и новых технологий КГБ. А раз вы читаете этот дневник, то могу сообщить следующее: в 1988 году личный интерес к практике устранения политических соперников неоднократно проявлял, например, Горбачев. Об этом мне лично рассказывал генерал-майор КГБ Шадрин. Примерно в это же время прошел слух о том, что председатель КГБ Семичастный в 1964 году якобы отказался выполнить подобную просьбу Брежнева на негласную ликвидацию самого Хрущева.

И вот в этом осином гнезде, как я понимаю, есть тот, кто имеет власть вершить не только их личные, но и свои собственные дела, не нуждаясь в согласовании с руководством правительства и КГБ. Скорее всего, именно с ним или с его человеком я и встретился в больнице, когда посещал раненого водителя Хрущева…»

Генерал Мальцев вышел на террасу. Там уже стоял Судоплатов. Горел костер, отдельно стоял мангал и по запаху было понятно, что шашлык уже почти готов.

– Пожалуй, Павел Анатольевич, вы правы в том, что бывший ассистент Казакова уже нашел себе нового хозяина…

– А меня, Федор Степанович, больше волнует не тот, кто повелевает змеей, а более ее смертоносное жало. Вырвать его и многие жизни удалось бы спасти на многие лета… А вот, кстати, и ваша внучка…

На дачу въехала машина Ольги.

– Может быть, меня кто-то сначала со сдачей экзамена поздравит? – спросила девушка, выйдя из машины.

– А мы в этом и не сомневались… – сказал улыбаясь Судоплатов. – Ты, когда переоденешься, принеси, пожалуйста, халаты для Кирилла и Федора Степановича. Они у вас в шкафу на втором этаже. А потом посмотри, что еще нарезать из того, что есть в холодильнике. А я пока камином займусь.

– Тут говорят, что кто-то экзамен сдал на отлично? – начал Кирилл, заглядывая в спальню, где уже переоделась Ольга. – Может быть, пожалеете сироту? Поделитесь улыбкой?

– Только улыбкой?

– Мы, сирые и убогие, на большее и не рассчитываем…

– Так и быть, уж пожалею по случаю праздника Рождества. В эти дни Государь и государыня, если я не ошибаюсь, сами обносили заключенных подарками. Что желаете?

– Правду желаете знать?

– Нет, всю правду только после свадьбы…

– Тогда хотя бы халаты отдайте, там ваш дедушка у проруби ждет.

– Будем считать, что ваше желание выполнено, – сказала девушка и, открыв шкаф, сняла с вешалки два халата, чтобы бросить их Кириллу…

– Так нечестно…

– Слово надо держать… Иди, а то действительно превратишь тестя в снеговика.

Генерал Мальцев уже шел к проруби. Кирилл принес халаты и стал ждать своей очереди, чтобы окунуться вновь.

И вскоре оба уже сидели в парной.

– Я тут краешком глаза дневник твоего генерала посмотрел, – начал разговор генерал Мальцев. – И вот у меня к тебе, как у военного человека и будущего чекиста, есть вопрос: оправдано ли применение наркотиков или ядов с борьбе с терроризмом?

Кирилл задумался.

– Наверное, правильнее будут сказать, что любое оружие или яд, направленные на человека, кем бы он ни был, дело богопротивное. Есть кому судить и кому наказывать, по крайней мере, так мне говорила воспитательница детского дома, рассказывая про Бога. В этой связи я уважаю и Павла Анатольевича, сумевшего за всю свою жизнь избежать исполнения приговоров. Я помню, он говорил о том, как волновался, чтобы от взрыва бомбы, которую он передал Коновальцу, не погибли случайные прохожие.

– Наверное, ты прав. Видя в Павле смышленого и грамотного парнишку, его просто переводили из одного отдела в другой. При этом везде окружали ореолом большевистской тайны и личным доверием, на которое молодежь так искренно откликается. Но ты все равно не ответил мне на первый вопрос.

– Тут, Федор Степанович, все просто. Я учился и учусь защищать свою родину и себя, естественно. Именно защищаться и защищать: своих любимых, свой дом, город, нашу страну. А применение ядов используют лишь для того, чтобы создать иллюзию о том, что человек умер естественной смертью. Думаю, что скоро оно не понадобится, наука так далеко продвинулась вперед, что точно определит причины той или иной смерти.

– Меня-то лично больше другое беспокоит. До сегодняшнего дня яды использовались правящим режимом для уничтожения неугодных для кого-то людей, политических противников и соперников. Любой начальник