Иван Гребенюк - На далеких рубежах

И однажды ночью -- это случилось на третьи сутки бушевавшей метели -его подняли по сигналу с КП дивизии.

Самолет выпускал в воздух техник-лейтенант Максим Гречка. Сняв с сопла фанерный куржок-заглушку, он не устоял против ветра, повалился на землю.

-- Вот это дует, дьявол его забери! Ну, куда вас несет нечистая сила? -- ворчал он, снаряжая летчика в полет.

У Телюкова не было времени на лишние разговоры.

-- Заглушки и чехлы сняли?

-- А как же.

-- Проверьте подогрев трубки...

-- Проверю, проверю, -- ворчал техник, помогая летчику привязываться ремнями. -- Ну, а если придется спускаться на парашюте в такой пурге? Занесет кто знает куда, а не то об землю ударит.

-- Не каркайте! -- рассердился Телюков.

-- Я и не каркаю, -- не унимался Гречка. -- Только на душе у меня неспокойно.

-- К запуску!

-- Есть, к запуску!

Запуская двигатель, Телюков услышал характерное урчание. Это возник так называемый помпаж. Двигатель не набрал нужного числа оборотов. Но летчик знал, как бороться с этим злом. Быстрым движением перевел он рычаг управления стоп-крана в положение пускового упора -- сделал отсечку. Урчание прекратилось. Тогда летчик плавно перевел рычаг в положение полного открытия. Двигатель заработал нормально.

-- Отключить аэродромное питание! -- подал сигнал капитан и проверил генератор. Работает -- красная лампочка тут же погасла. Включил авиагоризонт, подождал две-три минуты и, как только линия горизонта сферической шкалы установилась в горизонтальное положение, передал на СКП:

-- 777 к вылету готов!

Через минуту самолет, освободившись от цепких объятий тормозов, тронулся с места.

Работяга и труженик, Максим Гречка отличался одним существенным недостатком: он был немного суеверен. Внезапно возникший помпаж (да еще в такую ночь!) показался ему недобрым предзнаменованием, и он, бедняга, не без тревоги в душе наблюдал за самолетом, едва мерцавшим вдали аэронавигационными огнями.

Самолет нырнул в облачность, уже и грохота не доносилось, а Гречка все стоял у заглушки и на чем свет стоит проклинал тех, кто придумал "эту дурацкую "холодную войну".

А Телюков тем временем преспокойно набирал высоту, не спуская глаз с многочисленных приборов и лампочек сигнализации. Он сидел в кабине, словно читая раскрытую книгу: "Шасси убраны", "Обороты двигателя -- нормальны", "Скороподъемность -- заданная". Достигнув определенной высоты, включил радиолокационный прицел. Отрегулировал на экране яркость. Потом потянулся к рукоятке "Фокус". "Достаточно -- изображение линий электронного авиагоризонта четкое".

Он готовился к бою спокойно, методично, последовательно. Это была работа летчика -- необычная, своеобразная. Она поглощает человека всего без остатка. Ноги у него заняты педалями, руки -- ручками управления, рычагами и тумблерами, уши прислушиваются к эфиру, глаза следят за приборами и лампочками сигнализации.

Летчик как бы срастается с машиной, превращаясь в ее мозг и нерв.

Тяжела его работа, ни с чем не сравнишь!

Самолет пробил облачность -- над кабиной горохом рассыпались мерцающие звезды. И в то мгновение, как Телюков увидел звезды, самолет неожиданно вздрогнул, подпрыгнул, будто попал в безвоздушное пространство.

"Что это значит?" -- недоумевал летчик. Он бросил беглый взгляд на вариометр -- скороподъемность как будто увеличилась, хотя обороты двигателя оставались прежними. И тут его осенило: баки... Баки с горючим сорвались... Отсутствие подвесных баков подтвердили и лампочки сигнализации... Сорвался, собственно говоря, один бак, другой слетел автоматически...

Облегченный самолет стрелой понесся к созвездиям. Неудержимо подвигалась вперед стрелка барометрического высотомера. Наконец прибор показал десять тысяч метров. Это уже была заданная штурманом наведения высота.

Об аварии с подвесными баками Телюкову надлежало доложить на КП. И он уже нажал было на кнопку радиопередатчика, но неожиданно передумал и решил промолчать. "Еще завернут назад и подымут кого-нибудь другого, -- подумал он. -- Хватит и того горючего, которое находится в основных баках".

До сих пор он шел взлетным курсом, выполняя команды штурмана-оператора "Валуна", то есть КП дивизии. Потом "Вулкан" передал перехватчик "Робинзону". Сквозь шум и трескотню в наушниках Телюков услышал голос майора Гришина:

-- Я -- "Робинзон". Слушай мою команду, 777!

-- Вас понял, -- ответил Телюков. Он уже перезарядил пушки и был готов к атаке.

-- Я -- "Робинзон". Цель одиночная, реальная.

-- Ясно.

-- Разворот вправо, девяносто.

-- Понял.

Минуты через три:

-- Разворот влево, девяносто.

-- Понял.

И не только команду, но и схему наведения понял Телюков. Было ясно: нарушитель границы держит курс на материк. Еще один разворот влево, и перехватчик очутится в задней полусфере самолета-нарушителя, то есть на догоне.

Однако схема наведения, что так четко отложилась в представлении летчика, вскоре спуталась. "Робинзон" начал "крутить" летчика то в одну, то в другую сторону, требовал увеличить высоту, затем уменьшить. Два раза он надрывал горло: "Цель впереди!" -- но на экране ничего не появлялось, хотя Телюков шарил носом самолета во все стороны.

Цель маневрировала по курсу и высоте. Это означало: вражеский экипаж, располагая мощным бортовым локатором, засек перехватчика и сейчас стремится во что бы то ни стало оторваться от него, уйти в пределы нейтральных вод.

На какое-то мгновение Гришин утратил веру в успех наведения. Он не знал, что делать, как поступить. Если он отведет перехватчик в сторону километров на 40-50, нарушитель, который уже развернулся, определенно успеет уйти. Не было также смысла держать перехватчик в радиусе действия бортового локатора, ибо фактор внезапности потерян.

Что же остается делать? Кто ответит на этот вопрос?

Но вот Гришин заметил на экране, как метка от нарушителя границы начала перемещаться "змейкой" с разворотами, равными приблизительно десяти градусам. Прикинув мысленно, в какой именно точке очутится бомбардировщик через пять минут, он направил в избранную точку перехватчик.

И не ошибся! Точно через пять минут обе отметки -- от бомбардировщика и перехватчика -- очутились в десяти километрах друг от друга по прямой.

-- Я -- "Робинзон"! Цель впереди!

И вдруг в ответ:

-- Вижу! -- Это означало, что Телюков взял бомбардировщик на экран своего локатора.

-- Бей! Бей! Бей! -- исступленно шептал Гришин, вглядываясь в экран до боли в глазах.

Прокатилась по экрану искристая развертка. Метки слились воедино. Оба самолета как бы застыли в смертельной схватке. Теперь все зависело от того, кто первым откроет огонь и кто лучше прицелится. Возможно также, что один из самолетов в это мгновение уже объят пламенем и идет вниз.