Эрнест Генри Шеклтон - В сердце Антарктики

Небольшое ослабление ветра к концу третьего дня вызвало у меня надежду добраться до палатки. Я стал готовиться к переходу и надел для этого свою верхнюю одежду – нелегкая задача, когда лежишь в спальном мешке. Ветер и пурга уменьшились, и я обрадовался, что, наконец, смогу ориентироваться по окружающим предметам. Однако я не мог бы выбраться из мешка без того, чтоб меня не снесло еще ниже вдоль скользкого ледника, а я понимал, что с громоздким мешком мне невозможно будет ползти вверх по склону. Лишиться же мешка было равносильно тому, чтобы дать ветру снести себя в море».

Часа через два после этого, во время одного из тех удивительных промежутков затишья, которые наступают иногда среди антарктической бури, Марстон рискнул выбраться из палатки. По обе стороны от лагеря ветер с полной силой гнал снег, но Марстону удалось добраться до Пристли раньше, чем снова налетела буря. Они поволокли спальный мешок вверх по леднику, прижимая его камнями и подвигая вперед толчками; оба вошли в палатку.

«Четверым в палатке на троих здорово тесно, – продолжает Пристли, – но когда людей пятеро – это ужасно; понадобилось некоторое время, пока я сумел поместиться хоть сидя. Первым делом нужно было осмотреть примороженные ноги и заняться уходом за ними; осмотр дал максимум того, чего можно было ожидать: и у Марстона, и у меня были обморожены обе ноги. Массаж восстановил кровообращение. Я залез в мешок Марстона, и он стал готовить чай… После чая я залез в свой мешок и улегся поверх Мёррея и Марстона. Повозившись долгое время, мы ухитрились улечься довольно сносно, хотя в настолько неудобных позах, что спать было невозможно.

Около половины пятого утра сготовили в палатке пеммикан и позавтракали по-настоящему, так как ветер, наконец, действительно начал стихать. Из-за холода, длительного пребывания в полуголодном состоянии в тесноте и из-за того, что в еду попал керосин, мы не могли отдать должное ни похлебке, ни какао, которое за ней последовало. Мы все еще чувствовали пустоту в желудке, когда метель прекратилась, и вышли из палатки в бурю, чтобы уложить сани и двинуться домой.

От восхождения на гору пришлось, конечно, отказаться. Я надел свои мокрые финеско и вышел помогать, но меньше, чем через пять минут, хотя температура была 22° F [—5,6 °C], был снова в палатке: на обеих ногах обмерзли пальцы. Понадобилось полчаса, чтобы восстановить циркуляцию поколачиванием, массажем и растиранием снегом. Этот излюбленный Марстоном способ лечения весьма радикален, но вместе с тем он и самый болезненный из известных мне: антарктический снег всегда состоит из маленьких острых кристаллов, очень хрупких и твердых. Мы очень нетерпеливо переносили эту неизбежную задержку, так как налицо были все признаки возобновления бури и метели. К счастью, мы тронулись в путь раньше, чем поднялась метель, а ветер был в общем благоприятен. Мы оставили на месте лагеря все продовольствие, единогласно дав этой отдельно стоящей скале название «Несчастный нунатак». Покидая это место, мы, пожалуй, так же радовались, как радовалась бы душа, покидающая чистилище. Здесь также была оставлена банка сухарей и керосин для будущей попытки восхождения, которое должны были совершить Мёррей, Дэй, Марстон и Джойс.

Поразителен был контраст между выметенной ветром поверхностью ледника и той, по которой мы с трудом тащили сани во время нашего похода вверх. Вместо ровного ковра рыхлого снега толщиной в 15 см, местами с сугробами по колено, теперь виднелись пятна ледникового льда, большие участки фирна и твердые сугробы снега, на котором ни наш вес, ни вес саней не оставлял ни малейшего отпечатка. Эти сугробы сильно нависали с юго-восточной стороны и часто имели в высоту от 30 до 45 см. Хотя два человека тянули, а два направляли сани, везти их поперек дувшего в это время сильного ветра было нелегко. В течение долгого времени мы поднимались приблизительно в километре к северу от бухты Подковы по совершенно незнакомой местности, среди ряда еще не исследованных морен. К несчастью тащивших сани, от меня не было никакого толку: я едва мог тащиться сам, поэтому все очень обрадовались, когда довезли сани до бухты Задней на Голубом озере, где мы их и оставили до следующего дня. Добравшись до зимовки, все усиленно занялись питанием и восстановлением сил, так как пробыли в походе пять дней».

Когда партия возвращалась назад на зимовку 27 ноября, она заметила, что на Эребусе происходит извержение. Из кратера поднимались громадные, расширяющиеся кверху столбы пара, а позади виднелись странные перистые облака. Температура во время бури не опускалась ниже —11,1° C и большую часть времени была выше —6,7° C. Обморожения, которым подверглись люди, можно объяснить главным образом пониженной сопротивляемостью, вызванной теснотой и отсутствием горячей пищи.

Пережитые трудности были довольно серьезными, но после одного-двух дней пребывания на зимовке люди уже оправились и начали сейчас же готовиться к походу на запад.

Я оставил указание, чтобы Армитедж, Пристли и Брокльхёрст 1 декабря выступили по направлению к мысу Масленому, взяв с собой 272 килограмма запасов. Им надлежало устроить склад для Северной партии, которая по нашему предположению могла посетить этот мыс на обратном пути с Магнитного полюса. Затем группа Армитеджа должна была обеспечить себя необходимыми для них самих запасами и направиться дальше вверх по леднику Феррара до склада Нунатак, чтобы Пристли мог произвести поиски ископаемых в песчаниках Западных гор. Группа должна была вернуться на мыс Масленый в начале января, чтобы встретиться там с профессором Дэвидом, Моусоном и Маккеем. Если встреча партий состоится, Моусон, Пристли и Брокльхёрст продолжат геологические работы в Сухой долине и ее окрестностях, а профессор Дэвид, Армитедж и Маккей вернутся на зимовку. То, что Северная партия не прибыла, до некоторой степени нарушило этот план, но группа Армитеджа произвела некоторые весьма нужные работы.

Горы к западу от пролива Мак-Мёрдо были исследованы лейтенантом Армитеджом и капитаном Скоттом во время экспедиции «Дискавери». Армитедж поднялся на горы и проник на запад на ледяной купол до высоты 2743 метра, а Скотт достиг на западном плоскогорье 146°33’ в. д. Однако нужны были более подробные сведения по геологии этих гор. Итак, Армитедж, Пристли и Брокльхёрст вышли 1 декабря с зимовки, взяв с собой около 245 кг оборудования и припасов. Первые 26 км их вез автомобиль, несмотря на то что морской лед к этому времени стал очень плох. Лето было уже в разгаре, солнце все время стояло над горизонтом, по всем направлениям виднелись трещины и озера воды. От зимовки автомобиль вели Дэй и Марстон. Когда они возвращались обратно, расставшись с Западной партией, машина прочно застряла в поперечной трещине. Они затратили два часа на околку льда, чтобы автомобиль мог выбраться, а затем были вынуждены сделать крюк в восемь километров, объезжая трещину. Это был последний рейс автомобиля в Антарктике: по возвращении на зимовку, машину поставили на консервацию.