Александр Панцов - Дэн Сяопин

И она не ошиблась. Дэн Нань расплакалась и, не в силах более скрывать от родителей правду, рассказала им всё. О том, как Пуфан в конце августа 1968 года после очередного допроса не выдержал и, прыгнув с четвертого этажа здания, где содержался под стражей, сломал позвоночник[78]. Ни в одну больницу его, «мерзкое отродье черной банды», не брали — до тех пор, пока сами хунвэйбины, не желавшие нести ответственность за смерть сына бывшего генсека, не добились госпитализации. Врачи определили компрессионный перелом 11-го и 12-го грудных позвонков и 1-го поясничного позвонка, но лечить отказались, тоже по политическим мотивам. В результате большая часть тела Пуфана, от груди и ниже, оказалась парализована. Только спустя много месяцев несчастного юношу, которому шел всего двадцать пятый год, перевели в специальную клинику, где стали оказывать хотя бы минимальную помощь264.

Родители были поражены. «Я плакала три дня», — вспоминает Чжо Линь265. Дэн, как всегда, молчал и курил, но затем написал письмо Мао Цзэдуну с просьбой перевести Пуфана в лучшую больницу. И Мао проявил сострадание, что, собственно, не удивительно. Ведь только так он мог полностью подчинить Дэна: отныне его поверженный ученик должен вечно благодарить своего мучителя за то, что тот спас сына! «Великий кормчий» дал задание Ван Дунсину, и тот вскоре устроил Пуфана в элитный армейский госпиталь, в отделение хирургии. И вот там-то его наконец и начали по-настоящему лечить, правда, за деньги и немалые: Дэн с Чжо Линь стали платить ежемесячно по 25 юаней266.

Между тем обстановка в стране по-прежнему ухудшалась. Еще в конце августа 1968 года резко обострилась ситуация на границе с СССР. К тому времени наши межпартийные отношения были полностью порваны, а межгосударственные доведены до крайности. После же ввода советских войск в Чехословакию в ночь с 20 на 21 августа 1968 года и принятия вслед за тем советским руководством так называемой «брежневской доктрины», гласившей, что СССР имеет право вмешиваться во внутренние дела любой социалистической страны, если в этой стране социализм находится под угрозой, китайские лидеры почувствовали реальную опасность. В октябре 1968 года Мао привел НОАК в боевую готовность, после чего в марте следующего года, накануне IX съезда, на дальневосточной границе КНР с СССР произошли настоящие вооруженные столкновения. Советские и китайские пограничники вступили в бой за один из островов на реке Уссури: русские считали его своим и называли Даманский, а китайцы — своим и именовали Чжэньбао. Кто начал первым стрелять, до сих пор неизвестно, скорее всего, всё произошло спонтанно: просто у кого-то сдали нервы, но с обеих сторон имелись убитые: только в первый день столкновений, 2 марта, — 29 солдат и два офицера с советской стороны и 17 военнослужащих — с китайской. 49 человек получили ранения, а один советский солдат попал в плен, где был замучен. Всего же со 2 по 21 марта советские войска потеряли 54 солдата и четыре офицера убитыми и 85 солдат и девять офицеров ранеными. Точное число потерь с китайской стороны неизвестно. Согласно китайским данным — 29 военнослужащих погибли, 62 получили ранения, один пропал без вести. По советским данным, были убиты более восьмисот китайцев267.

Мао был настолько потрясен, что на IX съезде объявил: «Надо готовиться воевать», причем на своей территории268. А после съезда дал тайное распоряжение подготовить эвакуацию большинства вождей партии из Пекина для того, чтобы в случае войны они могли организовать сопротивление на местах269. Одновременно из столицы вывозились и главные «каппутисты». 17 октября Лю Шаоци перевезли в Кайфэн (провинция Хэнань), где поместили в одном из зданий, принадлежавших местным «революционным» властям. Он был уже очень плох: беспрерывно кашлял, пульс его учащенно бился, в легких клокотало, он весь горел и жадно хватал ртом воздух. Через месяц, 12 ноября, он умер270.

Но Дэна ждала другая судьба. Его тоже решили вывезти, но не одного, как Лю Шаоци, а вместе с женой и мачехой. К тому же здоровье его не подводило, а по поручению «великого кормчего» за его отправкой и благоустройством следили как заведующий канцелярией ЦК Ван Дунсин, так и сам премьер Чжоу Эньлай. Местом жительства ему определили провинцию Цзянси, на юго-востоке страны. Здесь Дэн должен был пройти «трудовое перевоспитание», чтобы окончательно «очиститься». Чжоу лично и неоднократно звонил «революционным» властям провинции, чтобы устроить старого друга, его жену и мачеху получше. «Эти люди… не могут физически работать в полную силу, — внушал он местному руководству. — Им… за шестьдесят… При взимании с них квартирной платы также нужно предоставить некоторые льготы… Вы должны больше помогать им; нужно, чтобы были выделены люди, которые бы заботились о них». И еще: «Он [Дэн] старый человек… Мое мнение: надо его разместить в окрестностях [провинциальной столицы] Наньчана; там будет удобнее заботиться о нем. Лучше всего, чтобы они с женой жили в небольшом двухэтажном доме. На втором этаже разместились бы сами супруги, а на первом… жили бы сотрудники обслуживающего персонала. Конечно, лучше всего, чтобы это было отдельное здание и отдельный двор; тогда во дворе можно было бы размяться и было бы безопасно»271.

После того как всё было готово, утром 22 октября 1969 года Дэн с женой и мачехой в сопровождении двух членов «группы по особому делу Дэн Сяопина» на военном самолете Ил-14, прихватив несколько ящиков книг, а также немалое количество домашних вещей, в том числе даже старые шторы[79], вылетели из Пекина в Наньчан. Что ожидало их впереди, они не знали, но в любом случае отъезд на периферию надо было «рассматривать как хороший, а не плохой поворот в судьбе»272. Дэн получал возможность «искупить свою вину» трудом.

Между тем цзянсийские власти выполнили всё, о чем просил их Чжоу. Даже дом нашли точно такой, какой хотел премьер. Двухэтажный, с внутренним двором, за высокой стеной. Находился он в 26 ли к северо-западу от провинциальной столицы, на территории бывшего Наньчанского пехотного училища Фучжоуского военного округа, превращенного в так называемую «школу 7 мая» — специальный лагерь трудового перевоспитания для кадровых работников[80], недалеко от деревни Ванчэнган (ныне деревня Ванчэн) пригородного уезда Синьцзянь. Это военно-учебное заведение существовало под разными названиями с 1949 года, но в 1968-м в связи с «культурной революцией» оказалось закрыто, а потому пустовало. В доме прежде жил начальник училища, поэтому его называли «Особняк генерала». Довольно просторное здание из красного кирпича с черепичной крышей и длинным резным балконом, окруженное коричными деревьями и платанами, было убрано довольно скромно. В спальне Дэна и Чжо на втором этаже стояли две деревянные кровати, тесно прижавшиеся к стене, а рядом с ними — шкаф и всего один стул. У бабушки Ся тоже имелась спальня, там же, на втором этаже. Рядом находились кабинет с письменным столом, диваном, книжным шкафом и журнальным столиком, а также уборная. На первом этаже располагались столовая, кухня и вестибюль. Здание было поделено пополам, но для пленников оборудовали только одну половину. Во второй, внизу, расположились охранники. Два человека: работник ревкома провинции Цзянси и молодой солдат. Снаружи охрану несли 12 солдат артиллерийского полка. В этой уединенной обители Дэн, Чжо и Ся прожили около трех с половиной лет.