Николай Павленко - Меншиков

В свою очередь супруг не обременял Дарью Михайловну служебными заботами. Из строк писем, адресованных ей, лишь в нескольких изложены поручения, к слову сказать, мелкие, носившие более частный, домашний, нежели служебный характер. Два поручения определяли судьбу арапов: одного из них Меншиков велел жене отдать посланцу гетмана Огинского, предварительно «зделав на него платье и челму турецкую»; другого арапа князь распорядился «женить на большой арапке», причем жениха тоже надлежало нарядить в «хорошее платье». В другой раз Дарья Михайловна должна была проследить за изготовлением одеяла для царя. «И как совсем будет готово, тогда извольте оное прослать в дом государев», – писал Меншиков в 1718 году. Летом того же года, когда светлейший с царем плавал в водах Балтики, Дарье Михайловне было поручено наблюдать за отделкой на Ямбурском хрустальном заводе кубка, предназначавшегося в подарок прусскому королю, а также принять в доме шведского генерал-фельдмаршала Рейншильда. «И когда оной Рейншильд у вас будет, – наставлял князь супругу, – или так случится, примите ево ласково».[381]

Едва ли не самое серьезное задание Дарья Михайловна получила в мае 1709 года, когда Меншиков отправил к ней из-под Полтавы в Харьков, где она находилась вместе с сестрой и сыном, захваченные у шведов трофеи: две пушки и знамя. «Извольте, – велел князь, – любезнейшему нашему сыну приказать, чтобы по пришествии его царского величества с ними встретил».[382]

Затея светлейшему показалась столь привлекательной, что он проявил к ее исполнению живейший интерес и настойчивость. Что мог выиграть князь от церемонии, в которой главными действующими лицами были царь, ехавший из Троицкого в лагерь под Полтавой, и его крестник, сын Меншикова Лука-Петр, грудной ребенок, родившийся в феврале того же 1709 года?

Эпизод, на первый взгляд ничтожный, высвечивал множество намерений князя: и его желание польстить царю торжественной встречей, и стремление в деликатной форме подчеркнуть собственную удачу на театре военных действий, выразившуюся в захвате трофеев, и надежду на то, что церемония не будет забыта царем и будет напоминать ему о существовании Луки-Петра, – отец его был человеком предусмотрительным.

Малозаметная в сфере служебных дел князя, Дарья Михайловна становилась настойчивой и энергичной, когда дело касалось его безопасности и здоровья. Зная горячность своего Александра Даниловича, его стремление быть в гуще событий, где бы они ни происходили: на театре войны, в столичном городе Петербурге или в часы застолья с безмерным употреблением горячительных напитков, Дарья Михайловна свою задачу видела в том, чтобы предостеречь не знавшего меры супруга от беды: шальной пули, укола шпаги во время стычки с неприятелем, бесшабашного пьянства, наконец, невзгод походной жизни. Послания Дарьи Михайловны похожи на мольбы-заклинания, в каждом из которых она не уставала просить супруга беречься. Просьбы были тем настойчивее и громче, чем большим опасностям подвергался князь, находясь в пылу сражений.

В 1708 году неприятель вторгся в пределы России, наступило время, полное тревог и опасностей. «Слезно прошу для самого Бога, ежели в каких случаях, изволь быть поопаснее. Пожалуй, батюшка, не прогневись, что так дерзновенно пишу», – писала Дарья Михайловна в феврале. В августе того же года: «А паче всего прошу для самова Бога, пожалуй, побереги своево здоровья».[383]

Мольбы Дарьи Михайловны: «Изволь ездить поопаснее», «не изволь быть блиско неприятеля» – звучали в каждом письме, адресованном князю накануне битвы у Лесной.[384]

Здесь уместно напомнить о трогательной заботе супругов, стремлении оберегать покой друг друга, скрывая подлинную меру опасности, не останавливаясь при этом перед обманом. Известно, например, что Александр Данилович находился в гуще Калишского сражения. Это, однако, не помешало ему утешить супругу. Накануне сражения, 15 октября 1706 года, он отправил ей две «грамотки»; в одной из них писал: «Для Бога обо мне не сумневайтесь, воистинно, в баталии сам не буду, и о том не печальтесь»; в другой: «А от неприятеля опасаться нам нечего, понеже между нами и ими река немалая».[385]

Еще больше опасений за жизнь князя у Дарьи Михайловны было накануне Полтавской битвы. Ответы Александра Даниловича были такими же успокаивающими. Он не уставал повторять: «Опасности никакой нет и во оной не бываем», «Никуда во опасные места не ездим».

Заверения находились в вопиющем противоречии с подлинными поступками Меншикова, с его отважными, а порою и безрассудными действиями в памятный день 27 июня 1709 года у валов Полтавы. Об этом догадывалась и жена, душевное равновесие которой все время подвергалось испытаниям. Тогда Меншиков призывал на помощь свою сестру Анну Даниловну и свояченицу Варвару Михайловну.

«Анна Даниловна и Варвара Михайловна, – обращался князь к ним 25 января 1708 года, – унимайте того, кто трусит, чтоб больше не трусила». Или 15 июня того же года: «Анна Даниловна и Варвара Михайловна, для Бога берегите и унимайте, чтоб не плакала и не печалилась об нас, понеже мы никогда надлежащей осторожности иметь не оставим». Иногда просьба перемежается с выговором за неприлежное исполнение его просьб. «Уведомился я от Антона (Девиера. – Н.П.), – писал светлейший в январе 1709 года, – что вы печалуетесь, что вам не надлежало бы делать, а надобно скакать да плясать и княгиню забавлять, дабы не печалилась. И печалиться вам не о чем, понеже за помощью Божиею и за вашими молитвами в добром обретаемся мы здравии и чаю к вам вскоре буду».[386]

Кстати, Дарья Михайловна знала цену заверениям Александра Даниловича и, отчаявшись в успехе своих заклинаний, решалась обратиться за помощью к царю. Петр откликнулся на просьбу Дарьи Михайловны; 14 февраля 1708 года он отвечал: «А чтоб мне писать господину князю Меншикову, чтоб оный себя поберег, о том я, как мог, так ему при прощании в Вильне говорил; а когда увижусь, говорить не оставлю».[387]

К уловкам, призванным оберегать покой князя, прибегала и Дарья Михайловна. 31 мая 1709 года царь, направлявшийся к войскам под Полтавой, писал Меншикову из Змеева, что под Харьковом: «Жена ваша и сын в добром здравии». Это была святая ложь, сказанная Петром, надо полагать, по настоятельной просьбе Дарьи Михайловны.

4 июня царь, встретившись с Меншиковым, сообщил ему подлинные сведения о состоянии здоровья княгини, из которых следовало, что она серьезно недомогала. Из-под Полтавы Александр Данилович писал жене: «Не о ином о чем есть мне сумнение, токмо о том, что вы болезнуете, о чем я подлинно неизвестен, но не могу вам в том веры иметь, ежели б царское величество мне не сказал».