Толстой и Достоевский. Братья по совести - Виталий Борисович Ремизов
— Нет, нет, — возразил Толстой, — у Щедрина великолепный, чисто народный, меткий слог, а у Достоевского что-то деланное, натянутое…» (ТВ С. Т. I. С. 307).
Из письма В. Г. Черткова[129] — Л. Н. Толстому
1883 г. Середина декабря. Москва.
В. Г. Чертков. 1883
«Присылаю вам книгу с своими выписками, которую вы хотели видеть… О Достоевском я записал почти все стихи, появившиеся в газетах. Его смерть была для меня большим лишением — я только что собирался с ним познакомиться. Мне кажется, что я никогда не слышал высшего и лучшего толкования учения Христа в приложении к жизни, чем то, которое он дает в Идиоте, и, главным образом, — в Алексее Карамазове. — Я вам намеренно сообщаю свою тетрадь выписок и свое впечатление от Достоевского, для того чтобы вы видели меня лучше и чтобы, вследствие этого, отношения между нами были бы возможно полезнее для меня» (85, 25).
Григорий Петрович Данилевский (1829–1890)[130]
Из воспоминаний «Поездка в Ясную Поляну»
22 сентября 1885 г.
Г. П. Данилевский
«Граф с сочувствием говорил об искусстве, о родной литературе и ее лучших представителях. Он горячо соболезновал о смерти Тургенева, Мельникова-Печерского и Достоевского. Говоря о чуткой, любящей душе Тургенева, он сердечно сожалел, что этому преданному России, высокохудожественному писателю пришлось лучшие годы зрелого творчества прожить вне отечества, вдали от искренних друзей и лишенному радостей родной, любящей семьи.
— Это был независимый, до конца жизни, пытливый ум, — выразился граф Л. Н. Толстой о Тургеневе, — и я, несмотря на нашу когда-то мимолетную размолвку, всегда высоко чтил его и горячо любил. Это был истинный, самостоятельный художник, не унижавшийся до сознательного служения мимолетным потребам минуты. Он мог заблуждаться, но и самые его заблуждения были искренни.
Наиболее сочувственно граф отозвался о Достоевском, признавая в нем неподражаемого психолога-сердцеведа и вполне независимого писателя, самостоятельных убеждений которому долго не прощали в некоторых слоях литературы, подобно тому как один немец, по словам Карлейля, не мог простить солнцу того обстоятельства, что от него, в любой момент, нельзя закурить сигару…» (ТВ С. Т. 1. С. 341–342).
Из письма В. Г. Черткова — Л. Н. Толстому
6 ноября 1886 г.
[Чертков стал одним из инициаторов подготовки к печати жития и поучений старца Зосимы из романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы». В письме он сообщал Толстому: ]
«Кстати — радостное сообщение — Достоевская согласилась на издание нами отрывка из Братьев Карамазовых о Зосиме с желаемым нам выпуском. Я этого не ожидал и рад с нескольких сторон, а, главное, рад, что такая чудная вещь дойдет до наших читателей» (85, 404).
Из письма Л. Н. Толстого — И. Б. Файнерману[131]
До 20 декабря 1886. Москва
«…Цельных людей в последнее время встречал мало, но разбросанного света среди тьмы, теплящихся искор поразительно много в сравнении с тем, что было хоть три года тому назад. Здесь, например, новый профессор философии, Грот[132], живой, свежий человек — очень близок к нашим взглядам […] Напишите свой рассказ[133], только как можно избегайте нецензурного. Всё запрещают. Крестника[134] запретили. Старца Зосиму[135] и того запретили. Целую вас. Передайте наш привет Эсфири[136]. Л. Т.» (64, 4).
Из письма Л. Н. Толстого — В. Г. Черткову
13 (?) мая 1887. Я. П.
«Здравствуйте, милые друзья! (курсив Л. Н. Толстого. — В. Р.)
[…] Если уже говорить о воздействии на других, о чем я не должен думать и стараюсь не думать, то я всегда об одном бессознательно стараюсь, чтобы направить зрение людей на вечное одно солнце, а самому отскочить; и видеть, что меня считают за солнце, не из скромности (тут не может быть и речи об этом), а из стыда и жалости и омерзения к себе, всегда при этом испытываю мучительное чувство. […]
Посылаю вам письмо Тищенко (Федор Федорович — крестьянский писатель, состоял в переписке и встречался с Толстым. — В. Р.). Это очень тонкий, чувствительный и даровитый человек. Он мне напоминает своим душевным складом Достоевского; и у него падучая. […]» (86, 53–54).
Анатолий Федорович Кони
Из воспоминаний «Лев Николаевич Толстой»
1887 г.
Л. Н. Толстой и А. Ф. Кони. 1904
«Вспоминая общее впечатление от того, что говорил в 1887 году Лев Николаевич, я могу восстановить в памяти некоторые его мысли по тем заметкам, которые сохранились в моем дневнике… Мне хочется привести кое-что из этого в том именно виде, в котором оно первоначально выливалось из уст Льва Николаевича.
— В каждом литературном произведении, — говорил он, — надо отличать три элемента. Самый главный — это содержание, затем любовь автора к своему предмету и, наконец, техника. Только гармония содержания и любви дает полноту произведению, и тогда обыкновенно третий элемент — техника — достигает известного совершенства сам собою. У Тургенева, в сущности, немного содержания в произведениях, но большая любовь к своему предмету и великолепная техника. Наоборот, у Достоевского огромное содержание, но никакой техники; а у Некрасова есть содержание и техника, но нет элемента действительной любви» (ТВ С. Т. I. С. 397–398).
Из письма Л. Н. Толстого — В. Г. Черткову
29 (?) марта 1888. Москва
«…О многом, многом хочется и нужно писать вам — теперь хоть самое главное. Посылаю назад рукопись Марка Аврелия. Хорошо. Нужно хорошее биографическое вступление. Некоторые — я вычеркнул, некоторые очертил карандашом — считаю лучше выкинуть. Чем короче, тем сильнее. Еще посылаю рукопись Семенова Солдатка (повесть С. Т. Семенова. — В. Р.). Он много прибавил и вышло цинично. Надо как-нибудь это исправить. Ум хорошо, два лучше. Вы прочтите и подумайте. — О Китае из Simon (Русский перевод: Г. Симон. Срединное царство. СПб., 1884. — В. Р.) готова очень хорошая статья, я вчера ее передал назад Гацуку (по-видимому племяннику издателя. — В. Р.), чтобы упростить слог. Орлов написал о Паскале и 2-й раз исправляет. Я думаю, будет недурно. Был здесь француз Pagés (Эмиль Паже — переводчик трактата Л. Н. Толстого «Так что же нам делать?». — В. Р.) и еще чех Масарик (автор ряда работ по вопросам философии и социологии, в 1919–1935 гг. президент Чехословацкой Республики. — В. Р.). Оба профессора философии. Но оба сердечные и свободные люди. Пришло в голову издавать Посредник международный в Лейпциге без цензуры на 3-х или 4-х языках. Программа: Всё, чтó выработал дух человеческий во всех областях — такое, чтó доступно пониманию рабочих трудящихся масс и чтó непротивно нравственному учению Христа: мудрость, история, поэзия, искусства… Устройства учреждений никакого не нужно: Посредник с расширенной программой. Все, чтó у вас есть, не пропускаемое
