«Мир не делится на два». Мемуары банкиров - Дэвид Рокфеллер
Непосвященный читатель, возможно, удивится, когда узнает, что во Франции государственный банковский сектор (включающий три национализированных банка: Креди агриколь, Банк де Франс, Кэсс де депо; Казначейство, банки взаимопомощи) собирал уже 86,5 % вкладов и распределял более 80 % кредитов!
Частный сектор, существование и выживание которого было невыносимо Франсуа Миттерану, имел лишь 13,5 % вкладов и 20 % кредитов. На самом деле — много меньше, если вспомнить о банках, контролируемых иностранцами, которые социалисты, к счастью, не посмели тронуть, и которые представляют приблизительно четверть этих процентов и имеют второстепенное значение. Но это еще не все: Министерство финансов и «Банк де Франс» ввели целый ряд мер, например, установление верхнего предела разрешенных кредитов или стимулов, позволяющих предоставлять привилегии избранным секторам экономики, — в результате вся французская банковская политика оказалась зажатой в узкие рамки и направлялась правительством. Во Франции не существовало другой сферы деятельности, которая бы контролировалась государством так жестко, как банковское дело. Зачем же было проводить национализацию, столь же показную, сколь бесполезную и дорогостоящую, учитывая, кстати, что с подобными мерами уже давно расстались социалистические партии других индустриально развитых стран?
В действительности сомнений быть не может: банки, в представлении социалистов, — это храм денег, ненавистный символ капитализма. Присвоить себе банки — это не требует объяснений, это акт веры. Он позволяет ломать форму экономического и социального общества, основанного на уважении собственности и свободы предпринимательства.
* * *В декабре 1977 года господин Миттеран и его друзья, тогда находившиеся в меньшинстве, уже внесли в парламент законопроект, изложение необходимости которого начинали словами: «Чтобы сломить господство крупного капитала… надо осуществить переход к коллективному управлению… финансовыми инструментами, в настоящее время находящимися в руках капиталистических кругов, осуществляющих господство».
Та ничтожно малая доля, какую составляли французские частные банки во всем механизме финансовой жизни нашей страны, опровергала такие слоганы как «крупный капитал» или «капиталистическое господство»; при этом даже не было необходимости ссылаться на хорошо известное качество управления банковскими учреждениями, которые оказались под ударом.
Чтобы оправдать свою политику, руководители режима много раз прибегают к формулам, подчас просто ошеломляющим; отрывки из них я привожу ниже.
«Придушенные финансовыми магнатами, они [предприятия] окостеневают по их, этих магнатов, воле. Мы собираемся их освободить».
«Положить конец „бюрократизации“ и „огосударствлению“ предприятий…»
«Позволить малым и средним предприятиям развиваться, а, следовательно, перестать служить мясом пирога крупного капитала». (С трудом верится, что это высказывание Франсуа Миттерана, который, впрочем, мало интересуется индустрией, потому что банки — это то, что индустрии необходимо.) «Блюм оказался погребенным под денежным валом, я отомщу за него», — часто говорил Миттеран.
Энциклопедических масштабов невежество левых в области экономики, их капитуляция перед устаревшей идеологией — это постоянная составляющая политической жизни Франции. Бесспорно, общество нуждается в благородных идеях и возвышенных призывах. Однако, к несчастью, нельзя пробудить к жизни социальную справедливость и прогресс, ни живя по морали почитаемой за библию литературы XIX века, ни — еще меньше — открывая дверь проникновению коммунистической идеологии на всех уровнях общественной и экономической жизни. Среди левых немало достойных людей, и удивительно, что они не пытаются вырваться из порочного круга, который в конечном счете делает их тормозом экономического прогресса и роста уровня жизни, делает их противниками системы управления, которая, несмотря на все свои недостатки, производит неплохое впечатление на фоне правящих режимов других стран, сопоставимых с нашей. У левых вместо идей — идеология, правые более прагматичны, по крайней мере, они иногда оказывают стране какие-то услуги. А если говорить об откровенных реакционерах, то они уже давно не играют существенной роли в политической жизни.
Что же касается национализации предприятий промышленного сектора экономики, то ничто не подтверждает ее действенности. Успех национализации заводов «Рено» следует внимательно проанализировать, чтобы увидеть ее пределы и последствия; «Рено» не может служить аргументом в пользу подчинения тяжелой индустрии политическому руководству страны. Власти всегда будут стараться использовать национализированные предприятия для решения собственных задач в ущерб интересам самих этих предприятий. Нет никаких оснований считать, что у министров и чиновников более правильный взгляд на вещи, или они обладают более высокой квалификацией, чем руководители предприятий, которых они поувольняли.
Вернемся к банкам. Государство использует свою монополию, чтобы на неопределенный срок навязать населению услуги, требующие больших расходов, стараясь установить равновесие сил в обществе. Хорошо еще, если оно с помощью демагогической политики не обяжет банки делать дорогие займы и производить безвозмездные выплаты, создавая таким образом дефицит за счет налогоплательщика. Во всяком случае, придется идти на все более тесную дружбу с властями, если имеешь дело со строптивым и несговорчивым банкиром.
Французские социалисты хотят прибрать всю власть к рукам; они ревниво относятся даже к тем ничтожным крохам, которые удалось сохранить руководителям больших частных предприятий. Они терпят лишь малые или средние объединения, тем самым оставляя себе возможность говорить о «частичных мерах». Быть может, такая тенденция распространится на Востоке, но и это еще отнюдь не факт. Марксизм с каждым днем все более ясно показывает, к каким экономическим и моральным потрясениям он приводит народы, и явно возникнет необходимость выбирать между социализмом без диктатуры и либеральным строем или еще чем-то, что еще придется изобрести. Выбор не сделан, но история слишком явственно доказала, что часто человечество идет в направлении, противоположном тому, которое для него избрано свыше.
* * *Первое время мне трудно было справиться с удивлением, чтобы потом все осмыслить и должным образом реагировать на то разорение, которое принесла моей семье национализация. Я не поддался депрессии, я предпочел гнев — как реакцию более позитивную. Мне казалось немыслимым, чтобы эта гигантская экспроприация ряда крупных банков, порой анонимных, привела одновременно к исчезновению банка Ротшильдов, само понятие которого стало одновременно историческим и мифическим, и чтобы никто этого не заметил.
Мобилизовав все свои способности, я написал статью, озаглавленную «Прощай, Ротшильд», она была опубликована на первой странице «Монд», и реакция на нее превзошла все мои ожидания. Я получил сотни доказательств симпатии и сочувствия, большинство обратившихся ко мне хотели меня ободрить и заканчивали свои письма словами: «Не прощай, но до свидания,
