Игорь Кон - 80 лет одиночества

Понимание социума как отношений взаимозависимости опирается на ряд старых, но наполняющихся новым содержанием ценностных принципов, таких как плюрализм, индивидуализация и толерантность. Общий философский стержень этих понятий – отношение к Другому. Цивилизация, основанная на господстве и подчинении, склонна воспринимать всякого Другого как опасного Чужака, реального или потенциального Врага. Отчуждение и демонизация Другого неизбежно порождают ксенофобию: все иноверцы, иноплеменники, иноземцы, инородцы, иностранцы, инакомыслящие или инаколюбящие воспринимаются как угроза. В современном мобильном и изменчивом мире грани между Я и Другим, «нашим» и «не-нашим» объективно становятся гораздо более подвижными и проницаемыми, чем когда бы то ни было раньше. Современный мир трудно представить без более или менее открытых государственных границ, миграций населения, массового туризма, смешанных (межрасовых, межнациональных, межконфессиональных) браков, культурных заимствований, Интернета и т. п. Изменчивость и мобильность размывают и категориальные границы всех социальных, этнических и личных идентичностей. Авторитарные режимы и идеологии, стремящиеся обеспечить себе монополию влияния и власти над своими подданными, всячески противодействуют этим «разрушительным» (а на самом деле интегративным) процессам, но культурный изоляционизм, как и экономический протекционизм, – явное свидетельство слабости. Ценности, которые насаждаются и поддерживаются административно, неизбежно утрачивают притягательность и духовное обаяние, а замедление социокультурного обновления делает такое общество неконкурентоспособным.

Важный индикатор роста общественного благосостояния и сопутствующей ему гуманизации общественных отношений – выдвижение на первый план качества жизни. Это касается как личных, так и общественных отношений. Сегодня удачность брака (ответственное супружество) определяется не столько его стабильностью и длительностью, которые не всегда зависят от воли супругов, сколько качеством отношений, тем, насколько они способствуют счастью всех членов семьи. Ответственное родительство означает, что детей нужно не только произвести на свет, но и хорошо воспитать и т. д. и т. п. Качество жизни стало одним из главных макросоциальных показателей при сравнении и оценке степени успешности разных государств и обществ.

Оценка качества жизни неотделима от психологических факторов и личных ценностей. Сегодня и экономисты, и социологи, и медики при оценке степени благосостояния и благополучия общества все чаще используют такой тонкий социально-психологический индикатор, как субъективное благополучие личности. Однако его критерии не совсем одинаковы в разных социальных средах и у разных народов мира, что подтверждает необходимость и плодотворность поликультурализма.

Квинтэссенция современной мировой цивилизации – идея всеобщих и неотчуждаемых прав человека. Высший критерий оценки цивилизованности любого конкретного общества – то, насколько в нем соблюдаются права человека. Валовой продукт, душевой доход, демократические институты – лишь предпосылки и средства достижения этой цели. Иногда говорят, что представители иных культур этих «западных» ценностей не разделяют. Но живущие в Европе мусульмане, которые жалуются на нарушение своих прав (например, семейного уклада или формы одежды), не спешат возвращаться на историческую родину, а добиваются реализации своих интересов в стране проживания. Вместо того чтобы вернуться туда, где ношение хиджаба – ее обязанность, мусульманская женщина предпочитает остаться там, где выбор одежды – ее право. Апелляция к правам человека означает, что на самом деле люди ставят эти новые ценности выше тех традиционных устоев, которые они, по их словам, предпочитают. То же можно сказать об обращениях россиян в Страсбургский суд.

Перечисленные выше принципы и ценности – необходимый продукт и предпосылка дальнейшего развития цивилизационного процесса. Однако никакие высшие ценности не реализуются сами собой. Будущее нашего мира зависит от того, сумеем ли мы воплотить их в жизнь.

В жизни каждого человека рано или поздно наступает момент, «когда он открывает, что он есть только то, что он есть. Однажды он узнает, что мир больше не предоставляет ему кредита под его будущее, не хочет позволить ему видеть себя тем, чем он мог бы стать… Никто не спрашивает его больше: что ты будешь делать? Все утверждают твердо, ясно и непоколебимо: это ты уже сделал. Другие – он вынужден узнать это – уже подвели баланс и вывели сальдо, кто он такой». Молодой человек еще «будет», человек среднего возраста – «есть», старый – уже «стал»[72].

С возрастом ты теряешь старых друзей, не приобретая новых.

– Что вы делаете, когда теряете друга?

– Редактирую адресную книгу.

Старость – не самый приятный возраст, не только кости, но и жизнь становятся хрупкими. Поскольку воспоминания – процесс бесконечный, который легко превращается в созерцание собственного пупа, я заранее ограничил написание этой книги жестким сроком – до Нового года. 30 декабря я действительно поставил в ней точку. Утром 31-го, когда я сидел за компьютером и писал электронные письма, случился спазм какого-то сосуда головного мозга (такое уже было у меня в 1995-м, тогда я сильно ушиб бедро и сломал руку) или что-то в том же роде. Видимо, я на миг потерял сознание. Выпасть из кресла я не мог, но ударился головой об угол тумбы для телевизора, очень удачно: чуть-чуть левее – был бы выбит правый глаз, а немного правее – удар пришелся бы в висок. Очнувшись с головокружением и окровавленным лицом, я дописал начатое письмо и отправил готовую рукопись книги издателю. После этого, так как кровь не унималась, вызвал «скорую». Опять повезло: было самое утро 31-го, еще не все были пьяны, «скорая» выслушала меня терпеливо (свой только что обновленный номер телефона мне пришлось искать в компьютере, а язык у меня слегка заплетался), приехала быстро и отвезла меня в больницу, где мне наложили четыре шва и отпустили. После этого мой глаз долго выглядел как после настоящего русского праздника с мордобоем, но, кажется, на сей раз обошлось, так что продолжим работу.

Доволен ли я итогами своей жизни или предпочел бы, чтобы она сложилась иначе? На этот вопрос трудно ответить однозначно, тем более что траектория твоей личной судьбы тесно связана с траекторией развитии твоего общества.

Если бы в 1965 г., когда меня впервые «выпустили» из страны, я попросил политического убежища в Амстердаме, то был бы сейчас отставным американским профессором, которому не нужно волноваться, как прожить на пенсию, и бояться того, что Москва станет похожа не столько на третий Рим, сколько на второй Минск. Но я вряд ли сделал бы больше, чем на родине.