Глеб Елисеев - Лавкрафт

Затем Картер видит неисчислимое количество воплощений своей сущности в самых разных мирах и временах, и слышит глас самого Йог-Сотота: «Мир людей и людских богов — лишь малая грань ничтожно малого явления — трехмерного континиума. К нему ведут первые врата, где Умр ат-Тавил навевает сны Властителям Древности. Люди называют его реальностью, отвергая многомерный подлинник, как бредовый вымысел, хотя все обстоит совершенно иначе. То, что они считают сущностью и реальностью, на самом деле есть иллюзия и призрак, а то, что на Земле зовется иллюзией и призраком, — это сущность и реальность… Каждый представитель уходящих в глубь веков поколений — сын, отец, дед и так далее и каждый человек в разном возрасте — младенец, ребенок, подросток, мужчина — лишь одна из фаз этого вечного праобраза, зависящая от смены угла сознания или умозрительного плана. Рэндольф Картер в любой год своей жизни, Рэндольф Картер и его предки, люди и их предтечи, земляне и жители иных планет — только фазы абсолютного, вечного Картера вне времени и пространства»[359].

Обозревая Вселенную, Картер из любопытства решает перенестись на планету Йаддит, где оказывается заключен в тело местного обитателя — насекомоподобного, клешнерукого колдуна Зкаубы. С огромным трудом Картер возвращается на Землю в космическом корабле, однако избавиться от инопланетного облика ему не удается. Он вынужден маскироваться, скрывая ужасающее тело Зкаубы. К тому же маг с Йаддита стремится вернуть себе тело и выгнать прочь сущность Картера.

Адвокат Эспинуолл пытается высмеять рассказ Чандрапутры, после чего индус раскрывает свою тайну: «Я не индус. Это маска, и под ней нет человеческого лица. Остальные тоже догадались об этом, я почувствовал несколько минут назад, что они все поняли. Вы меня слышали, Эрнст. Если я сниму маску, пеняйте на себя. А теперь могу вам признаться. Я Рэндольф Картер»[360]. Недоверчивый Эспинуолл срывает с индуса маску и тут же умирает от испуга. А разоблаченный Картер скрывается в стоящих в комнате больших часах, которые оказываются чем-то вроде машины для перемещений в иную реальность.

Рассказ не страдает от чрезмерной логичности и выглядит слабее других приключений Рэндольфа Картера. К сожалению, именно он завершает художественную биографию этого, пожалуй, самого известного из лавкрафтовских персонажей. Любопытно, что, если в ранних текстах Картер явно выступал в виде альтер эго автора, то во «Вратах серебряного ключа» Лавкрафт демонстративно отделил себя от него, введя нового протагониста — Уорда Филлипса. Видимо, «окончательный вариант» последней истории Рэндольфа Картера, несмотря на все переделки, до конца не устроил Лавкрафта, но ссориться из-за этого с соавтором он не стал.

В июне 1932 г. Прайс попытался пристроить «Врата серебряного ключа» в «Уиерд Тейлс». Ф. Райт сначала заартачился, однако затем сменил гнев на милость, и рассказ появился на страницах журнала в июле 1934 г.

В начале 30-х гг. возрождение интереса к любительской журналистике и сотрудничество с НАЛП привели и к возрождению внимания Лавкрафта к критике и публицистике. В самом конце 1931 г. он начал (естественно, совершенно бесплатно) работать в бюро критики НАЛП, а весной 1932 г. результат его трудов, под заголовком «Новая критика поэзии», даже вышел в свет отдельной брошюрой.

Тем временем жизнь продолжала преподносить жестокие сюрпризы — в ноябре 1932 г. скончался Г. Уайтхед, хороший приятель Лавкрафта, которому он помогал в обработке некоторых его рассказов. Помимо «Ловушки», отредактированной и дополненной Лавкрафтом, он также подарил Уайтхеду сюжет рассказа «Кассиус», посвященного сиамским близнецам, и доработал окончание рассказа «Ушиб». В последнем излагалась история человека, у которого после ушиба головы пробудилась наследственная память и он начал слышать чудовищные звуки, сопровождавшие гибель легендарного континента Му. Смерть Уайтхеда потрясла Лавкрафта, хотя он, как и обычно, постарался замаскировать свои чувства за джентльменской невозмутимостью.

Примерно тогда же, в самом конце 1932 г., возникла ситуация, которая, при очень удачном раскладе, могла бы привести к возобновлению близких отношений между Лавкрафтом и его бывшей женой. В 1932 г. Соня Грин посетила Европу — Англию, Францию и Германию, откуда активно писала Говарду и посылала купленные специально для него книги. После возвращения она задумала написать путевые очерки, получившие заголовок «Европейские впечатления». Лавкрафт абсолютно бесплатно отредактировал (фактически — переписал) текст Сони. Совместная работа явно оживила воспоминания о старых, но вполне счастливых временах брака. Причем оживила до такой степени, что в марте 1933 г. Лавкрафт согласился приехать в Хартфорд (штат Коннектикут) к Соне. Они планировали, как и в свои лучшие годы, осмотреть местные достопримечательности и побыть только вдвоем друг с другом. Но возможного «великого восстановления» не произошло, семейная жизнь Лавкрафтов осталась в прошлом. Когда при прощании Соня предложила Говарду ее поцеловать, тот осторожно отказался.

Больше они никогда не встречались.

В самом начале 1933 г. Лавкрафт принялся усердно помогать своему молодому корреспонденту Р. Барлоу, будущему соавтору и душеприказчику, которому тогда исполнилось всего пятнадцать лет. Старший друг из Провиденса внимательно читал его рассказы, давал советы, а некоторые из текстов — жестко правил.

Но, как и работа для Сони, как и критика любительской поэзии, все это не приносило денег. Финансовая ситуация лишь ухудшалась, и в итоге Лавкрафту пришлось договариваться со своей тетей Энни Гэмвелл о совместной аренде квартиры. Однако, как это иногда случается в жизни, явная неприятность обернулась неожиданной удачей. Говарду и Энн удалось снять второй этаж дома, находившегося на территории университета Брауна. И всего за десять долларов в неделю.

Двухэтажное здание, построенное в начале XIX в., находилось под адресу: Колледж-стрит, 66. Писатель и его тетя заняли верхний этаж, где располагались пять комнат и две кладовки. 15 мая 1933 г. Лавкрафт въехал в новый дом, вызвавший у него настоящий приступ восторга. Вот как он описывал жилище, в котором проведет оставшиеся годы жизни: «Восхищаясь подобным всю свою жизнь, я нахожу нечто волшебное и фантастическое в опыте постоянного проживания в одном из них впервые.

Зайти домой через резной георгианский портал и сесть у белого колониального камина, созерцая через секционное окно море вековых крыш и сплошной зелени… Я все еще боюсь, что зайдет какой-нибудь музейный сторож и выгонит меня отсюда по закрытии в шесть часов вечера!»[361] Среди зданий университета, недалеко от дома Лавкрафта, находился сарай, на крыше которого имели привычку собираться окрестные кошки. Фантаст пришел в восторг от такого соседства. Он быстро свел дружбу с хвостатыми и прозвал их «братством К.А.Т.», что якобы должно было расшифровываться как «Kompson Ailouron Taxis» — «Компания грациозных кошек».