Александр Боханов - Мария Федоровна

Когда в очередной раз Скавениус напомнил министру иностранных дел М. И. Терещенко (1886–1856) об обещании отпустить Марию Федоровну в Данию, тот, насмерть перепуганный ревом радикальной революционной толпы, вдруг начал говорить, что «он лично не против отъезда, но этот вопрос имеет столь большое значение для Российского государства, что он должен обсудить все с председателем правительства», т. е. А. Ф. Керенским, который «в принципе» был не против, о чем уже давно уведомил посла.

Все были «не против», но ровным счетом ничего не делали и даже не соизволили через своих комиссаров спросить мнение самой «бывшей Императрицы»: согласна ли она с этим предложением. Прошло еще немного времени, и поздней осенью 1917 года трусливые «министры-демократы» и само Временное правительство исчезли без следа. На роль хозяев России выдвинулись коммунисты-ленинцы, уже вообще, даже теоретически, не признававшие никаких моральных принципов.

Посол Скавениус, по-человечески глубоко симпатизировавший Марии Федоровне, все время держал в фокусе внимания ее положение в Крыму, получая оттуда информацию по неофициальным каналам. С 1918 года положение там складывалось с каждым днем все более и более тяжелое. Революционные банды чинили зверства в Ялте, Севастополе и других местах, грабя и убивая без разбора всех «бывших». Поступали страшные сообщения, что только количество убитых офицеров исчислялось тысячами.

В середине марта 1918 года посол отправил в Копенгаген тревожную телеграмму: «Полагаю своим долгом сообщить, что жизнь Вдовствующей Императрицы все более и более под угрозой. Вдовствующая Императрица, две ее дочери и зять пребывают в ужасающей обстановке, полностью брошены на произвол облепивших их матросских банд». Послу требовались руководящие указания, но в Копенгагене не спешили, ждали «прояснения политической обстановки», которая все никак «до конца не прояснялась».

Сообщение посла походило на крик отчаяния, и надо было принимать какое-то решение. Через несколько дней после получения депеши от Скавениуса король Христиан X обратился с личным посланием к кайзеру Вильгельму И. К тому моменту был уже заключен в Брест-Литовске «мирный договор» между «Советской Россией» и Германским правительством, договор, являвшийся фактически актом капитуляции России.

Германия, единственная из великих держав к тому моменту признавала советское правительство и имела официального посла в Москве (представительства прочих стран, находившиеся в «Совдепии», не признавали новую власть, а дипломаты не имели легитимации). Король просил не только за Марию Федоровну, а за всех представителей свергнутой Династии, и заканчивал свое обращение к кайзеру вопросом: «Можешь ли ты что-либо сделать, чтобы облегчить судьбу этих, таких близких мне людей».

Король, очевидно, надеялся побудить Германского Императора, состоявшего в близком родстве с Романовыми — Императрица Александра Федоровна приходилась ему двоюродной сестрой, — проявить человеческое участие.

Вильгельм II ответил немедленно. Но этот ответ не содержал ничего определенного. С одной стороны, кайзер выражал «понимание» озабоченностью Христиана «близкой ему судьбой Царской Семьи». Но вместе с тем он уверял, что в «данных обстоятельствах» любой его шаг в этом деле может лишь ухудшить ситуацию, поскольку большевики могут решить, что Германия желает восстановить монархию в России. Он предлагал Королю совсем другой ход: обратиться к Москве с консолидированной просьбой всех Скандинавских стран. И подобный демарш, как считал Император Германии, может произвести «должный эффект», так как все эти страны являются нейтральными. Было ясно, что кайзер ничего предпринимать не намерен. Копенгаген опять погрузился «в раздумья».

Не получая никаких руководящих указаний от своего начальства, посол Скавениус действовал на свой страх и риск. Благодаря его содействию из России удалось выбраться и спастись немалому числу людей, в числе коих находились: Греческая Королева-Вдова Ольга Константиновна, а также супруга и сын Великого князя Михаила Александровича Наталья и Георгий Брасовы.

Положение Скавениуса в стране, правительство которой Дания не признавала, было весьма сложным и двусмысленным. Он сам не имел возможности вступать в официальные отношения с лицами и институтами новой власти, той власти, от которой как раз во многом зависела судьба всех Романовых, как и «бывшей Императрицы» Марии. Стремясь воздействовать на эту не признаваемую власть, посол прибегал к опосредованным приемам. Первоначально он сам хотел частным образом встретиться с главой новой власти В. И. Лениным (1870–1924), но большевики не проявили никакого интереса. В феврале же 1918 года представилась иная возможность.

Посол поддержал представителя Датского Красного Креста Карла Кребса, перед его поездкой в Крым на встречу с Марией Федоровной, добиться встречи с наркомом иностранных дел Л. Д. Троцким (1879–1940). Красный бонза «аудиенцию дать соизволил» в Смольном, и она произвела на датского офицера неизгладимое впечатление. Собственно, никакой «аудиенции» и в помине не было. Троцкий удостоил краткой беседой во время «движения по коридору» Смольного, из одного кабинета в другой.

Датчанин напомнил наркому, что судьба Марии Федоровны вызывает беспокойство в его стране, что «урожденная Датская Принцесса» пребывает в «плохих условиях» и «хотела бы иметь законное разрешение вернуться домой в Данию». Кребс адресовал этот филантропический монолог деятелю, для которого человеколюбивые аргументы являлись пустым звуком. Его интересовало лишь «дело мировой пролетарской революции», а какие-то там слезливые стенания о «страданиях» представлялись вредной чепухой, с которой он и его «товарищи по партии» считаться не собирались.

Представителю Датского Красного Креста это кредо революционных убийц и насильников его собеседник ясно и кратко изложил. «Множество людей живет в плохих условиях», а правительство Дании не признает новую власть в Петрограде и заморозило счета Российского государства. В конце, перед тем как захлопнуть перед датчанином дверь, Троцкий изрек, что Мария Федоровна «просто русская гражданка» и «должна подать ходатайство о заграничном паспорте в местный Севастопольский совет».

Хамская отповедь не обескуражила Кребса, и он вознамерился все-таки добиться от обитателей Смольного документальной поддержки. Во-первых, разрешения доставить Марии Федоровне продукты и, во-вторых, разрешения сопровождать «бывшую Вдовствующую Императрицу» при выезде из страны. В посольстве Дании на этот счет было составлено два специальных документа, с которыми Кребс и прибыл опять в Смольный.