Юрий Владимиров - В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945
В январе я заработал больше всего денег – около 2300 рублей – и все их отдал Ольге, как и в дальнейшем. Однако с начала февраля моя привычная работа в одной и той же смене и с привычными коллективом и начальником внезапно прервалась: меня назначили подменным бурильщиком. Отныне я должен был работать во всех трех сменах и на обоих участках шахты, подменяя ее шесть основных бурильщиков в их выходные дни. Получилось так, что я выходил на работу два дня в дневную смену, а после нее столько же в вечернюю и еще через два – в ночную. И, таким образом, выходными у меня бывали только 8 часов свободного времени между тремя сменами. Конечно, теперь моя выработка учитывалась не одним начальником смены, как раньше, а еще пятью его коллегами.
К моему удовлетворению, вместе со мной подменной запальщицей назначили Гелю, которая работала в таком же режиме, как я. Кроме того, ко мне прикрепили молоденького ученика из местных жителей, за которого мне доплачивали небольшие деньги. (Через 20 лет, осенью 1966 года, посетив поселок Шахта 3/4 во время командировки в Ворошиловград, я, идя по улице, встретился с ним, уже сильно повзрослевшим, он меня узнал и очень хорошо со мной пообщался.)
Работа подменным шахтером позволила мне чаще бывать вместе с Ольгой в дневное время. И, как правило, это случалось тогда, когда мы в домике оставались одни, чему бывали очень рады, имея для себя полную свободу.
В феврале работал наиболее интенсивно. Во время бурения шпуров в слое угля приспособился погружать в него вращающуюся от «барана» штангу с коронкой непрерывным и сильным нажатием на машину сзади не только корпусом своего тела, но и коленом правой ноги. Вероятно, поэтому в начале марта мне неожиданно пришлось надолго уйти на бюллетень. Получилось это потому, что колено страшно распухло. Пришлось пойти в медсанчасть поселка и показать больное колено врачу-женщине, и она пришла в ужас от увиденного. Определила название болезни как бурсит правого коленного сустава. Сказала, что излечиться от него, по существу, можно только длительным покоем для ноги, во время которого можно применять теплые повязки. Поэтому освободила меня от работы, выписав бюллетень – больничный лист сначала на одну неделю, а потом еще на две, в результате чего до конца марта я пребывал дома, переживая не столько за постигшее несчастье, сколько за безделье, из-за чего не приносил Ольге денег.
Пока из-за болезни меня почти месяц не было на работе, в обоих участках шахты произошло по одному тяжелому несчастному случаю – ночами обрушивалась кровля в забое и бутовых. В результате погибли и сильно поранились несколько крепильщиков, навальщиков и бутчиков, в основном из незнакомых мне бывших военнопленных, фамилии и имена которых не запомнил. Погиб и проживавший со мной в соседней комнате общежития западный украинец. Всех их тихо, даже не обмыв тела, как это положено, и без присутствия родных, которых либо не известили, либо не дождались, похоронили в рабочей же одежде на кладбище поселка.
В день 1 мая – «великий» праздник трудящихся, объявленный «днем повышенной добычи угля», как и предшествовавшее 30 апреля, я работал в утреннюю смену на втором участке шахты. И был свидетелем, как изо всех сил трудился в ней в забое с совковой лопатой простым навальщиком одетый в обыкновенную спецовку самый большой начальник – заведующий шахтой, а фактически – заведующий шахтоуправлением, так как руководил он не одной, а двумя шахтами – № 48 и 3/4. С ним вместе были несколько других конторских работников-мужчин, а также председатель шахткома и секретарь местной организации ВКП(б), который очень много суетился и в основном командовал всеми. И когда у меня внезапно порвались резиновые перчатки, этот «командир» «уговорил» меня работать без них. Так что пришлось проработать остаток смены, держа «баран» и длинный кабель к нему голыми руками и рискуя при этом погибнуть от возможного удара пробившимся электротоком.
Неожиданно майские праздники омрачились из-за того, что мои бывшие соседи в комнате общежития Юров и Силаев вдруг исчезли из него. После них нашли на столе комнаты записку, что они якобы с разрешения своего начальника смены уехали на неделю домой в Пензенскую область, чтобы проведать семьи, которые не видели более 7 лет. Это вызвало переполох. Кончилось тем, что из районного отдела внутренних дел на родину Юрова и Силаева срочно послали двух вооруженных сотрудников, которые уже 6 мая привезли обоих беглецов и заключили их в тюрьму в Свердловске. Через неделю состоялся суд, который приговорил бедняг к 7 годам лишения свободы, о чем всех нас – бывших пленных широко известили, чтобы мы не последовали примеру осужденных. Куда потом они делись, мне неизвестно.
Конец мая ознаменовался для всех бывших пленных двумя яркими событиями. Первое было печальным: погибли на работе два бутчика – мой хороший знакомый Савельев из-под Харькова и его напарник. Как это случилось, сказать точно не могу – говорили, что при бурении ими вручную кровли для ее подрыва откололись большие куски породы и упали им на головы. Два человека успели отвернуться и не пострадали. Покойных привезли в морг при медсанчасти, где женщина, с которой жил Савельев, раздела, обмыла и переодела его тело в чистую одежду, а другой покойный так и остался в том, во что был одет, и лишь разбитое лицо его кто-то вытер от шахтной пыли. Положив в простые гробы обоих, вызвали телеграммой их родных. Но через двое суток приехали на похороны, на которых присутствовал и я, только престарелые отец и мать Савельева. До и во время похорон они не плакали и молча сидели на стульях перед телом единственного сына, которому было уже около 40 лет. Как оказалось, родители не видели его с 1941 года. Товарищей тихо и без цветов похоронили на поселковом кладбище, мимо которого я часто ходил на почту…
Второе событие было более или менее радостным. Паспортный стол Свердловского районного отдела внутренних дел выдал нам удостоверения личности, заменявшие паспорт, хотя и действительные лишь на полгода и только в пределах Свердловского района. В них, в частности, было написано, что мы прибыли в этот район из рабочего батальона. На обратной стороне удостоверения находились сверху типографские надписи: «Особые отметки» и «Прописка», но под ними не было ничего… Это удостоверение хранится у меня до сих пор. В тот же день получил от мамы письмо с сообщением, что брат Виталий еще в конце апреля демобилизовался из Военно-морского флота и возвратился домой и что теперь ей не хватает только меня.
В ночь с 15 на 16 июня на втором участке шахты, заканчивая работать в ночной смене, я подвергся смертельной опасности. Тогда, к великому моему счастью, я оказался в компании вдвоем с опытной запальщицей Гелей, не будь которой рядом, не знаю, что бы со мной было. Произошло это так. После того как я закончил бурить «бараном» 8 запасных бурок для сменяющей нас утренней смены, ко мне подошла со своими взрывными средствами Геля. Ей предстояло взорвать мои 7 или 8 бурок, чтобы обеспечить ей необходимый фронт работ для следующей смены. Геля, как обычно, скомандовала крепильщикам и навальщикам закончить работу и уйти вниз, что они и сделали. Я тоже отнес с ними на безопасное, с моей точки зрения, расстояние свой «баран» вместе с кабелем и возвратился к Геле, чтобы помочь ей.
