Илья Дубинский-Мухадзе - Нариманов

За уездным городом лежат селения. Сотни селений. В более близких к железной дороге побывал в начале века прибывший из Санкт-Петербурга сенатор Кузьминский. Во всеподданнейшем отчете «О произведенной по августейшему повелению ревизии города Баку и Бакинской губернии» сенатор признает:

«Описанные условия естественно создают для местного населения положение полного бесправия, грубого произвола и совершенной необеспеченности, личной и имущественной. Не говоря уже об испытываемом стеснении в области землевладения и землепользования, о значительном обременении разного рода налогами и повинностями… население, можно сказать, стонет от повального взяточничества полиции, полицейской стражи, сельских властей, ветеринарных врачей, чинов лесной стражи. При объезде губернии многие сотни людей обращались ко мне и моим сотрудникам с такого рода жалобами, ясно указывающими, с одной стороны, на то, что раньше некому их было приносить, а с другой — что терпение населения близко к тому, чтобы иссякнуть».

Терпение… Терпение… Полнейшая покорность властям, безропотное подчинение своим «отцам нации». На промыслах Мусы Нагиева мастер Джафар, нанимая «братьев» мусульман, заставлял их клясться на Коране в том, что они не будут принимать участия в забастовках, не вступят в союз нефтепромышленных рабочих — сборище «неверных» под прямым покровительством шайтана. В подмогу Корану еще своя полиция, своя охранка. Николай Второй жалует орден Станислава миллионеру Исебеку Ашурбекову за создание собственной агентурной сети для слежки за неблагонадежными единоверцами.

В тот день, когда полицейские заколотили двери библиотеки-читальни, Нариманов объяснял обескураженным друзьям: «В борьбе побеждает тот, в ком есть сильная воля…» Воли, готовности жертвовать собой у него не занимать. Но чтобы расплывчатое, мало к чему обязывающее «самосознание нации», «интересы нации» навсегда сменилось точным, дисциплинирующим, подлинно гуманным «интересы класса», «борьба класса», необходим задуманный Наримановым крутой поворот. В биографии сказано определенно: «…от идеалистического культурничества к материализму».

Стало быть, университет, студенческие годы, новая среда, новые обязанности. А что ему тридцать два года — в этом тоже есть свое преимущество: больше осмотрительности, умения трезво судить.

Так в добрый час!

…Первое пристанище в Одессе — меблированные комнаты на Херсонской улице. До того лет за тридцать под этой же крышей обитал одинокий в ту пору совсем молодой профессор Новороссийского университета Илья Ильич Мечников. Это случайно выяснится при их встрече в Астрахани в девятьсот одиннадцатом году. Окруженный невиданным вниманием Мечников прибудет из Парижа, из Пастеровского института, во главе научной экспедиции. Политический ссыльный доктор Нариманов поспешит оказать ему помощь при исследовании очагов чумы в глубине Киргизской степи — едва обжитых просторов к востоку от Волги.

Оба охотно вспомнят, что в их жизни существенное место принадлежит Одессе, Новороссийскому университету. Хотя и в разное время, обоих приютила одна и та же скромная «меблирашка». Через несколько домов квартировал другой университетский профессор — уже тогда знаменитый физиолог Иван Михайлович Сеченов. Всем троим не раз случалось пользоваться кухмистерской на Херсонской, 36. Еще забавная подробность. Над дешевой молочной, что наискосок от главной почты, постоянные посетители из кавказского землячества водрузили вывеску: «МАЦОНИ!» В переводе на русский то же, что простокваша. Дань увлечению Мечникова простоквашей — гарантией продления жизни…

Землячество студентов-кавказцев в Одессе едва ли не самое многочисленное. Правительство империи заботилось, чтобы по обе стороны Кавказского хребта не было ни единого высшего учебного заведения. Это своеобразный санитарный кордон против крамолы. Волей-неволей кавказской молодежи приходится отправляться в дальние края. По сложившейся традиции чаще всего в Одессу, Киев. Да и зимы там южанам более доступны, не такие долгие, суровые.

Землячество как бы в малом масштабе — весь пестрый Кавказ. Изнутри делится по национальным, сословным признакам, по зажиточности. Жизнь позаботится — на других совсем началах произойдет размежевание.

Те, кто жаждет грозы обновления, добивается политических свобод, в ком развито чувство долга и стремление следовать девизу Пушкина: «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать», вступают вместе с портовыми рабочими и матросами в революционные нелегальные кружки «Интернационала», созданного одесской группой «Искры». Недвусмысленно отвечают на призыв Российской социал-демократической рабочей партии: «Лишь борясь в рядах пролетариата, лишь в союзе с ним студенчество может освободиться от политического рабства».

Кружкам «Интернационала» в университете противостоят две сугубо верноподданные лиги: «Единение силы» и «Рассвет». Вступать в них студентам рекомендует сам ректор Деревицкий. Кто соглашается по слабости характера, из элементарной трусости. Кто в расчете на карьеру, на влиятельное покровительство. Обе лиги вольются в «черную сотню».

На медицинский факультет — он открыт много позже других, лишь в 1900 году — одновременно поступили два азербайджанца: Нариман Нариманов и Насиб-бек Усуббеков. В недалеком будущем Нариманов станет комиссаром Бакинской коммуны, председателем Ревкома свободного Азербайджана, гордостью Востока. Усуббеков — временщиком, посаженным в кресло премьера марионеточного правительства английским генерал-губернатором.

В прошлом уже было отдаленно похожее. На юридическом факультете учился и был исключен за «создание беспорядков» Андрей Желябов, народоволец, организатор покушения на Александра Второго. Тот же факультет Новороссийского университета дал Российской империи главу правительства Сергея Витте…

6

Пойдем к рабочему народу,

В союзе с ним нас ждет успех,

Пойдем за счастье, за свободу,

Пойдем за равенство для всех!

С того времени, как в главном корпусе медицинского факультета на Ольгинской улице были разбросаны листки предерзкого содержания, нет покоя инспектору по студенческим делам господину Кржыновскому, начальнику надзирателей и платных доносчиков, обязательных на каждом факультете. В обстоятельном перечне его занятий особо выделено: «Постоянное наблюдение за тем, чтобы среди студентов не устанавливалось отношений взаимной солидарности и близкого товарищества».

Инспектор доносит своему шефу — начальнику губернского жандармского управления: «В Императорском Новороссийском университете появилась группа до сего времени неустановленных лиц, которая осторожно, но с упорным постоянством занимается агитационной деятельностью крайне вредного для общества содержания…»