Михаил Николаев - Добровольцы, шаг вперед!

Вальку под конвоем отправили на гауптвахту, под которую ради такого случая отвели одну из землянок.

Генералу Дагаеву не довелось увидеть всех подробностей этого ЧП. Да вряд ли он к тому и стремился. Узнал только, что механик самовольно поднялся на самолете в воздух и что за дерзкий поступок командир полка посадил нарушителя под арест. Прилетел в расположение армии, доложил командующему о случившемся.

- Вот это новость! - возмутился Михаил Михайлович Громов. - Надо бы посмотреть на этого ухаря.

Дней через пять за Валькой прислали из штаба армии самолет. Привезли к командующему. Тупицын вошел в кабинет и, смело, без тени смущения глядя в глаза Михаилу Михайловичу, отчеканил:

- Сержант Тупицын по вашему вызову прибыл!

Генерал Громов, знаменитый Громов, не сразу нашелся что сказать. Видывал сорванцов, но такого, пожалуй, впервые.

- Ты что же, братец, воинскую дисциплину нарушаешь? - спросил он наконец.

- Я летать хочу, товарищ генерал. А мне не дают.

- Но ведь, чтобы поднять самолет в воздух, надо быть...

- А я летчик. Механиком стал случайно. Ведь я же... хотел доказать...

- В армии есть порядок, дисциплина, их никому нарушать не позволено. Разве ты не знаешь, как надо было поступить?

- Я писал несколько рапортов, чтобы меня перевели в летный состав.

- Кому?

- Командиру полка.

- По инстанции мог бы и ко мне обратиться.

- Не дошурупил, товарищ генерал.

- Так вот, чтобы у тебя все "шурупы" были завернуты до конца, подумай хорошенько о своем поведении. Время, кстати, у тебя на это есть. Сколько суток еще сидеть на "губе"?

- Десять, товарищ генерал.

- То-то, - как бы подытожил командующий и заключил: - Я не имею права отменять наказание, наложенное на тебя командиром полка. А отбудешь гауптвахту - приезжай сюда. Отправим тебя в УТАП, учебно-тренировочный полк. Будешь летать.

Вскоре о таком повороте событий знал уже весь летно-технический состав. По-разному говорили об этом. Иные считали, что Вальке просто повезло, что о его выходке узнал не кто иной, как сам Михаил Михайлович Громов. Другие пытались поскорее замять этот случай. Только я не находил себе покоя. Повторить такое, конечно, не удастся. А как быть? Ведь вместе с Валькой писали рапорты о переводе в летный состав, вместе с ним обдумывали всякие варианты. И даже тот, ставший чрезвычайным происшествием. В конце концов нас обоих должны были поставить туда, где мы могли принести больше пользы. Мне доверяли уже быть оперативным дежурным во время вылетов полка на боевые задания. Иногда даже разрешали перегнать чей-либо самолет с одного аэродрома на другой.

Накануне отправки Тупицына в УТАП я был за оперативного дежурного; в землянке, где я находился, часто появлялись и начальник штаба, и командир полка.

Хотел завести с ними разговор, да обстановка не позволяла.

Но вот закончились полеты. В землянке оперативного дежурного остались только капитан Чухно и майор Еренков.

- Ну вот, отправим завтра Тупицына, и гора с плеч, - с облегчением сказал командир полка и взглянул в мою сторону. - А ты? Тоже, наверно, думаешь...

- Что ж мне остается, - пробормотал я. - Не одному же Тупицыну...

Чухно засмеялся. Еренков посмотрел на начальника штаба, потом на меня и тоже улыбнулся. Затем решительно махнул рукой:

- Пиши рапорт!

Я тут же написал рапорт, последний рапорт о желании стать летчиком. Командир полка наложил резолюцию: "В приказ" - и передал бумагу начальнику штаба.

Меня зачислили в третье звено первой эскадрильи на место погибшего старшины Мосякина под начало младшего лейтенанта Ивановского.

* * *

Затишье в боевых действиях - пора общественной работы летчиков, штурманов, техников и младших специалистов. Тут во всю ширь развертывают дела партийная и комсомольская организации - проводятся собрания в эскадрильях, политические беседы в группах, занятия по совершенствованию теоретической подготовки, проверки накопленных знаний. И, конечно же, находится время для развлечений.

Какой-то мудрец изрек: "Когда говорят пушки - музы умолкают". Неправда! Что бы ни говорили люди о тяжелых годах войны - слов нет, Великая Отечественная принесла неимоверные страдания нашему народу, - но те испытания показались бы нам еще более тяжкими, если бы мы не пели песен, не слушали музыку. Испокон веков известно: как бы ни устал солдат на ученье или в бою, а запоет запевала песню да как подхватят ее дружно боевые его друзья - усталости будто и не бывало.

С самых первых шагов полка у нас сложился крепкий коллектив художественной самодеятельности. Как выяснилось, талантов в части - хоть отбавляй.

У механика по вооружению из второй эскадрильи старшего сержанта Васильева - приятный звонкий голос. И, главное, владел он им просто замечательно. А другой оружейник (из той же второй эскадрильи) сержант Юрий Каневский прирожденный юморист. Он стал у нас ведущим концертов - конферансье.

Особо хочется сказать о штурмане младшем лейтенанте Алеше Склеменове, парне из песенной Саратовской области. Он обладал исключительным музыкальным слухом. Стоило ему, например, только раз услышать в кино или по радио новую песенку, как он тут же мог напеть ее мелодию. Леша Склеменов стал руководителем полкового джаз-оркестра.

Коллектив художественной самодеятельности полка насчитывал в своих рядах около двадцати человек. А душой его был, конечно же, батальонный комиссар А. Д. Шрамко, сам отлично игравший на баяне.

По "заявке" нашего музыкального руководителя Алексея Склеменова я написал стихи на мотив пользовавшейся в свое время большой популярностью песенки Эдди Рознера "Наш джаз". Так же назвали мы и свою песню. Она долго оставалась в репертуаре оркестра. Сейчас не помню уж точно всех ее слов. Главное достоинство песни заключалось, по-моему, в том, что в ней перечислялись поименно почти все участники джаза. И когда Саша Васильев пел, например, "Наш Толя на баяне сильней меха растянет", весь коллектив лишь создавал музыкальный фон, а Толя Тумаков солировал. И так о каждом участнике. Песня создавала определенное настроение:

Мы и бомбою,

Мы и пулею,

Мы и песней фашистов бьем...

И действительно, песня была тоже нашим оружием,-помогавшим бить гитлеровцев.

* * *

Затишье... Редко оно на фронте. Да и тогда, когда полетов у нас не предвиделось, все летчики, штурманы и, конечно же, техники и механики спецслужб дежурили на аэродроме: вдруг все-таки поступит боевой приказ.

В одну из февральских ночей 1943 года, когда о полетах и предполагать никто не мог - очень уж плоха была погода, - на командный пункт полка вызвали летчика Сергея Ергова и штурмана Георгия Маслова. Экипажу предстояло выполнить особо важное задание в районе городов Холм и Старая Руса, где до этого никто из полка не летал.