Михаил Энгельгардт - Чарльз Лайель. Его жизнь и научная деятельность

Наконец, нельзя упустить из виду еще одну причину, повлиявшую на умножение «геологических романов». Крупные открытия, быстро следующие одно за другим, всегда действуют опьяняющим, воспламеняющим образом, – особенно в такой отрасли знания, которая еще не вышла из детского периода, не обрела своего фундамента, своих незыблемых основных истин. Так в химии, накануне Лавуазье, после блестящих открытий Шееле, Блэка, Кавендиша, общая теория (флогистона) принимает десятки разнообразных и фантастических форм, меняясь, как Протей, по прихоти каждого химика. В эмбриологии фантазия натурфилософов разыгралась как никогда после работ Вольфа, Граафа, Пуркинье, перед реформой Бэра. В физиологии, до Гарвея, открытия Везали, Сервета, Фабриция породили множество странных, причудливых доктрин; в науке о психических явлениях, после недавних открытий в области гипнотизма, мы встречаем рой самых беспардонных гипотез относительно передачи мыслей, ясновидения и так далее.

Глядя на эту вакханалию, можно даже подумать, что наука пошла обратным ходом, фантазия заела рассудок; идеи запутываются, старые бредни оживают. Но это мираж, обман зрения: эти узоры диких гипотез – только пена на поверхности потока открытий, который еще не нашел надлежащего русла. В этих открытиях элементы истинной теории; но прежде чем творческий ум Лавуазье, Бэра, Гарвея обработает их в стройную систему, фантазия Пристли, Окена, Риолана настряпает из них бездну неуклюжих доктрин. Каждая отрасль знания проходит такую стадию лихорадочного возбуждения и разыгравшейся фантазии: то же мы замечаем и в геологии – накануне реформ Лайеля.

Глава IV. Основание научной геологии

Историю Земли нужно объяснить без вымыслов, без гипотез, без насилий, без чудес.

Задача Лайеля. – Путешествие с Мурчисоном. – Третичная система. – Этна. – Возвращение в Англию. – «Основные начала геологии». – Значение этой книги. – Теория Лайеля в Англии, Франции и Германии.

Обилие противоречивых и несостоятельных теорий утомляло геологов, и в 1807 году в Лондоне учредилось Геологическое общество с целью собирать факты, воздерживаясь от обобщений. Понятное дело, это оказалось невозможным: нельзя работать без руководящей идеи, без теории, пусть и ложной, но все же связующей факты. Сам основатель общества, Буклэнд, был ярым поборником «дилювиальной» теории, объяснявшей многие геологические явления всемирным потопом, колоссальной волной, залившей когда-то Европу и оставившей на память о себе наносы гравия, песка, ила, валуны, который мы встречаем ныне не только в долинах, но и на вершинах холмов.

Большинство геологов придерживались подобных мнений, и лишь немногие трезвые и осторожные ученые чувствовали несостоятельность катастрофизма и склонялись на сторону идей Гёттона. Но они не знали, как взяться за дело.

Убедившись в тождестве древних и новых геологических деятелей, Лайель решился выступить на защиту этой идеи. В 1826 году он писал Мантеллю по поводу воззрений Ламарка: «Я давно уже держусь такого же мнения, как и он, относительно древности Земли и скоро попытаюсь убедить читателей „Quarterly Review“ в справедливости этого еретического мнения… Я намерен писать о единстве прежних и нынешних сил».

Некоторое время спустя в журнале «Quarterly Review» появилась его статья, в которой он излагает свое «credo», основную идею своих дальнейших работ. Мы не будем останавливаться на ней. Высказать идею униформизма в общей форме значило только собраться в поход. Сам-то поход еще и не начинался. Что было сделано? – Ничего! Что оставалось сделать? – Все! Надо было доказать, что современные силы действительно могут приводить к полному обновлению земной поверхности; что время действия этих сил, или «современная» эпоха, теряется в бесконечной дали времен, незаметно переходя в предыдущие; что явления, о которых мы говорили в предыдущей главе, свидетельствующие будто бы об исключительной напряженности древних геологических агентов, на самом деле объясняются совершенно иначе.

Лайель еще не оценил всех трудностей предстоявшей ему работы. Он думал, что его роль будет, главным образом, ролью компилятора. Он решил написать учебник геологии, обыкновенный компилятивный учебник, краткий свод накопившихся в науке материалов, разумеется, иначе освещенных, чем у предыдущих исследователей.

Оказалось, однако, что написать компиляцию невозможно, а можно и должно сделать нечто большее.

«Я почувствовал, – говорит Лайель, – что предмет, в котором нужно произвести столько реформ и переделок, в котором сам приобретаешь новые идеи и вырабатываешь новые теории по мере выполнения своей задачи, в котором приходится постоянно опровергать и находить аргументы, – что такой предмет должен быть разработан в книге, не имеющей ничего общего с учебником. Приходилось не излагать готовые истины ученикам, а вести диалог с равными себе».

Перебирая вопрос за вопросом, он убедился, что многие из них еще неясны и плохо вяжутся с его основной идеей. Теория униформизма на каждом шагу встречала препятствия, – с виду, непреодолимые. А между тем, прежние экскурсии и наблюдения показали Лайелю, что преодолеть их можно. Надо было исполнить это. Лайель решил отложить начатую работу, отправиться «в поле», и там, а не в кабинете, выработать свою систему.

В 1828 году он предпринял со своим приятелем Мурчисоном продолжительную геологическую экскурсию во Францию, Италию и Сицилию.

Главной целью этой экспедиции было ближайшее ознакомление с осадками третичной эпохи. Сейчас мы выясним, какое значение имели они для теории Лайеля.

Третичная эпоха, непосредственно предшествовавшая современной (четвертичной), была установлена, как отдельный период в истории земной коры, Кювье и Броньяром. Она характеризуется климатом несравненно более теплым, чем нынешний (в то время лавры и магнолии росли в Гренландии и на Шпицбергене) и обилием крупных млекопитающих, заменивших гигантских ящеров предыдущей (вторичной) эпохи. Исследования Кювье, Броньяра и других геологов на первых порах свидетельствовали о резком перерыве между третичной и современной эпохами. Третичные пласты резко отграничены от четвертичных. Климат, в то время мягкий и теплый, почти тропический на всем протяжении северного полушария, разом изменился. Палеотерии, анаплотерии и т. п. исчезли, – на их место явилась нынешняя фауна. Даже мелкие твари заменились новыми формами: раковины третичных слоев не представляют одинаковых форм с современными.

Итак, между третичной и современной эпохой – пробел, перерыв. «Ход событий изменился», старый мир погиб, уничтоженный какой-нибудь катастрофой, и воздвигся новый.