Николай Оцуп - Океан времени

1921

«Цветут видения — так хочешь ты, душа…»

Цветут видения — так хочешь ты, душа,Когда же ты молчишь, сиянием дыша,Сквозят видения нежнее детки слабой,

И часто в дождь и ветр средь вянущих болотС глазами жадными, раскрыв широкий рот,Моя душа сидит коричневою жабой.

«Всю комнату в два окна…»

Всю комнату в два окна,С кроватью для сна и любви,Как щепку несет волна,Как хочешь волну зови.

И, если с небом в глазахЯ тело твое сожму,То знай: это только страх,Чтоб тонуть не одному.

Сон («Я проснулся, крича от страха…»)

Я проснулся, крича от страха,И подушку и одеялоДолго трогал руками, чтобыСнова хобот его с размахаНе швырнул меня прямо в небоИли в сумрак черной утробы.Никого с такими клыкамиИ с такими злыми глазамиЯ не видел, о, я не видел,И такого темного леса,И такого черного страхаЯ не ведал, о, я не ведал.Я зажег свечу и поставилТрепетно к изголовью…Чтоб утишить биенье сердца,Взял трактат о римском правеИ раскрыл его на «условьеДействительной купли-продажи».Я пошел и жены, спокойноСпавшей, волосы поцелуемШевельнул и вернулся тихо,Но едва задремал я, бурноЗазмеился песок, волнуемВинтообразным ветром.Длинношеюю голову скрыл я,И мою двугорбую спинуОхватило ветром свистящимИ от свиста стал я змеитьсяИ пополз удавом в долинуИ проснулся вновь настоящим.Но подумал, строгий и гордый:То далекой памяти мореМне послало терпкие волны.Разрывая тела и морды,Море памяти мне отворитНастоящее счастье жизни.

Война

Анатолию Колмакову

Араб в кровавой чалме на длинном паршивом верблюдеСмешал Караваны народов и скрылся среди песковПод шепот охрипших окопов и кашель усталых орудийИ легкий печальный шорох прильнувших к полям облаков.

Воробьиное пугало тщетно осеняет горох рукавами:Солдаты топчут пшеницу, на гряды ложатся ничком,Сколько стремительных пуль остановлено их телами,Полмира пропитано дымом словно густым табаком.

Все одного со мной сомнительного поколенья,Кто ранен в сердце навылет мечтой о кровавой чалме,От саранчи ночей в себе ищите спасеньяВоспоминанья детства зажигайте в беззвездной тьме!

Вот царскосельский дуб, орел над прудом и лодки,Овидий в изданье Майнштейна, растрепанный сборник задач,В нижнем окне сапожник стучит молотком по колодке,В субботу последний экзамен, завтра футбольный матч.

А летом балтийские дюны, янтари и песок и сноваС молчаливыми рыбаками в синий простор до утра!..Кто еще из читателей «Задушевного Слова»Любит играть в солдатики?.. Очень плохая игра…

1921

«Мне детство приснилось ленивым счастливцем…»

Мне детство приснилось ленивым счастливцем,Сторожем сада Екатеринина,Ворота «Любезным моим сослуживцам»,Поломан паром, и скамейка починена.

Пройдет не спеша по скрипучему снегуВ тяжелой овчине с заплатами козьими,А время медлительно тащит телегу,И блещет луна золотыми полозьями.

Я сам бы на розвальнях в небо поехал,А ну-ка заложим каурого мерина…Ворота открыл, из пахучего мехаПосыпались звезды… Дорога потеряна.

В пустой океан на оторванной льдинеБлаженно, смертельно и медленно едется,Ни крыши, ни дыма в зияющей сини…Эй шуба, левее… Большая Медведица…

Куда мои сани девались и льдина,Разрезала воздух алмазная палица,Хватаю себя — рукавицы, овчинаИ лед под ногами… А если провалится?

1921

«Я приснился себе медведем…»

Я приснился себе медведемИ теперь мне трудно ходить —Раздавил за столом тарелку,А в ответ на нежный укорПроворчал: «Скорлупку орехаЯ не так еще раздавлю!»Даже медом грежу я, дажеЛапу сунул в рот и сосу.Что же делать в этой берлоге,Где фарфоровые сервизыНе дают вздохнуть от души?Уведи меня, Варя, в табор,—С безымянного пальца скинув,В нос продень кольцо золотоеИ вели мне плясать под песни,Под которые я мурлычу,И сейчас у тебя в ногах!О, теперь я совсем очнулся:Больше я не медведь, но кто я?Отрок, радостно подраставшийНа парадах в Царском Селе?Или юноша — парижанин,Проигравший деньги на скачках,Все что брат прислал из России,Где его гвоздильный завод?Или тот, кто слушал БергсонаВ многолюдном колледже, илиТот, кто может писать стихи?Маленькая, ты не поверишь,Что медведь я и парижанин,Царскосел, бергсонист, писательИ к тому же я сумасшедший,Потому что мне показалось,Что и Нельдихен — это я!

Аэроплан

В древности Виланд в птичьих перьях,Дедал на тающих крылах —В средневековых же поверьяхВедьмы летали на козлах…

Тщетно гадал седой алхимик,Лучше летать учил колдун:В кожу втираньями сухимиПод заклинанья слов и струн.

Если когда и мог приснитьсяПод небеса задутый шар,Но не такая — ужас — птицаВ туче не больше чем комар.

В страхе друзьям дикарь расскажет:Клювом неистово вертя,Не трепеща крылами даже,Птицы-чудовища летят.

Сверху хозяин-европеец,Завоеватель, бог, пилот,Ветер подмяв, под небом реет,Сам направляя птичий лет.

Вот он согнулся, в пропасть глядя,Смерть или руль в руке держа…Как хорошо гудит в прохладе,Блещущий солнцем круг ножа!

1918