Семен Кувшинов - У стен столицы

В один из моментов боя Бородину потребовалось дать команду расчету первого орудия сменить позицию. Приказания он, по обыкновению, передавал по-флотски — семафорными флажками. На этот раз, чтобы передать сигнал, офицер подбежал к дому и хотел по двери взобраться на крышу. Но стоило только ему открыть дверь, как в ее проеме неожиданно вырос гитлеровец и прикладом винтовки сильно ударил Бородина в грудь. Командир упал в снег. В тот же миг раздался выстрел. Это Дураков покарал гитлеровца. Затем сержант ворвался в дом и разделался там с пулеметным расчетом врага. Пулемет достался нашим бойцам в качестве трофея.

Старшина взвода управления артиллерийской батареи 71-й бригады сержант И. Д. Дураков.

…Есть в поэме А. Твардовского «Василий Теркин» примечательная глава «Кто стрелял?». В ней рассказывается о том, как над передовой был сбит двухмоторный немецкий самолет. «— Кто стрелял? — звонят из штаба, — Кто стрелял, куда попал?» Оказалось, стрелял «не зенитчик и не летчик, а герой — не хуже их…».

Нечто подобное произошло и в бою, о котором идет речь. Все вспоминали тогда такой эпизод.

После боя к комбригу подошли два моряка. Они привели высокого сухощавого старика с желтоватыми, прокуренными усами, с дробовиком за плечами, и мальчика лет десяти — двенадцати.

— Вот кого, товарищ полковник, следовало бы наградить, — обратился один из моряков к Безверхову, показывая на деда и мальчика. — Они многим нашим краснофлотцам спасли жизнь, убив фашистскую «кукушку».

Да, это была та самая «кукушка», первой жертвой которой стал матрос Шариков. Вот что об этом поведал другой моряк — очевидец бесславного конца «кукушки».

— Когда мы вышли из леса и пошли в атаку, я заметил, как два наших бойца упали, раненные, хотя гитлеровцы, засевшие в селе, огня еще не открывали. Стали наблюдать. Впереди, неподалеку от нас, стояли две высокие елки, росшие от одного корня. И вдруг среди их ветвей блеснул огонек: это действовал фашистский снайпер. Надо было его снять.

Пока обдумывали как, услышали необычный по звуку выстрел. В тот же миг с дерева что-то с треском упало. Когда мы подбежали, около ели стояли они, — моряк указал на старика с мальчиком, — а на снегу лежал гитлеровский снайпер, снятый, как сказал мальчик, дедушкой.

Полковник Безверхов поблагодарил Якова Стегалина и его внука, крепко пожал им руки.

На улице освобожденного Языкова мы встретили группу колхозников. Они только что вышли из подвала церкви. Безверхов с Бобровым поздоровались с ними.

Лица крестьян сияли радостью. Один из них был старый солдат, инвалид первой мировой войны, назвавшийся Федором Михайловичем Рязановым.

— Товарищ полковник, чем можем помочь? — предложил он от имени собравшихся свои услуги.

Военком попросил крестьян перенести всех наших раненых воинов в избы, принять участие в захоронении тел погибших моряков.

Когда начальство ушло, я разговорился с колхозниками. Федор Михайлович рассказал:

— Гитлеровцы пришли в село под вечер 29 ноября. Первым делом фашистские солдаты стали выгонять нас из домов и направлять под конвоем в соседнюю деревню Борнсово. А нам не хотелось идти из своего села. Некоторые забрались в подвал под школу, а я с группой колхозников — в овощехранилище под церковью, на картошку, там тепло. Оттуда в окошечко мы наблюдали, что делается на улице. Фашисты поспешно укрепляли село. На всех переулках и в крайних дворах расставили пушки. Дома минировали и соединили их одним горючим шнуром. Это они, наверное, сделали на случай, если придется бежать. Так мы подумали. А для нас это дело — погибель! Когда наступила темнота, фашисты попрятались от мороза в избы, на улице остались одни часовые. Мы разошлись незаметно по селу и обрезали шнуры. Вот видите — дома остались целы.

Присутствовавшие при разговоре саперы подтвердили рассказ колхозника Рязанова.

Подытоживали мы события боя, все рассказанное, слышанное и думали: юный пионер бесстрашно переходит передовую и сообщает нашим воинам ценные разведывательные сведения, дед с внуком приканчивают гитлеровского снайпера, который еще мог бы нанести нам немалый урон, граждане села спасают дома и постройки от, казалось бы, неизбежного уничтожения. И во всем этом, словно в капле воды, видится, что идет народная война, что каждый человек нашей страны считает для себя святым, непременным делом внести свой вклад в победу. Одни — на фронте, другие — в тылу. Советские люди верны слову, данному партии, клятве, принесенной Родине.

Небезынтересно в этой связи обратиться к газете «Волоколамский колхозник» от 25 июня 1941 года. В ней была помещена резолюция, принятая колхозниками одной артели Волоколамского района. В резолюции говорилось: «Красная Армия и весь советский народ, поднявшись на защиту своего отечества, сотрут с лица земли фашистскую нечисть… Мы по первому зову партии, правительства готовы взяться за оружие и беспощадно сокрушать врага». И волоколамцы сдержали свое слово. Они взяли в руки оружие, участвовали в защите своей социалистической Родины.

…На другой день мы встретили в Языкове первых пленных. Они шли под конвоем огромного роста главного старшины К. И. Пономарева, обвешанного немецкими гранатами и с новеньким автоматом через плечо. Из-под расстегнутого ворота полушубка чернел ободок флотского кителя. До войны Пономарев служил старшиной группы электриков на Тихоокеанском флоте. Константин Иванович был всеобщим любимцем на корабле. Там, где он, никогда не скучно, там и тяготы походной жизни переносились легче. В 71-й бригаде Пономарева назначили командиром взвода в роту лейтенанта Борзаковского, где он вскоре зарекомендовал себя с самой лучшей стороны.

Отличился он и при взятии пленных, которых теперь конвоировал. Произошло это так.

При подходе к одному небольшому населенному пункту продвижение моряков остановил огонь, который вели гитлеровцы из сарая, стоявшего на отшибе. Командир вызвал главного старшину Пономарева и сказал ему:

— Возьмите трех бойцов и выбейте фашистских мерзавцев из сарая.

Старшина вместе с тремя моряками немедленно направился на выполнение задания. Скрыто подойдя к сараю, они забросали искусно замаскированные бойницы гранатами. Взрывы, огонь выкурили фашистов. В панике гитлеровцы — два офицера и пять солдат — выскочили из сарая. Они хотели бежать, но путь им преградила четверка наших храбрецов. Как только была уничтожена огневая точка, подразделение моряков пошло в атаку. Немцев, захваченных в сарае, Пономарев доставил в штаб.

— Вот, товарищ полковник, привел консервированных фашистов! — с улыбкой доложил он, указав автоматом на позеленевших от холода чужестранцев, с тревогой смотревших на нас. Они переступали с ноги на ногу, ежились в своем легком одеянии.