Элеонора Павлюченко - Софья Перовская
Выстрел Веры Засулич был ответом на этот унизительный акт. Покушение Засулич «прогремело» на всю Россию особенно после того, как суд присяжных вынес сенсационное и весьма неожиданное для царских властей решение и оправдал подсудимую Веру Ивановну Засулич. Правда, правительство тут же распорядилось арестовать ее «в административном порядке», но революционерка скрылась.
Выстрел Засулич послужил сигналом к началу систематического индивидуального террора. В августе 1878 года днем на одной из главных площадей столицы был убит начальник знаменитого III отделения, шеф жандармов, генерал Мезенцов. Убийца скрылся бесследно. Полиция перевернула вверх дном весь город, устраивались повальные обыски, на улицах хватали людей по малейшему подозрению, но все безрезультатно., А в это время сразивший Мезенцова Степняк-Кравчинский выдерживал «карантин», скрываясь на квартире одного из испытанных друзей.
В мае 1879 года в Киеве был казнен Валериан Осинский, один из первых поборников терроризма. Незадолго до казни он организовал покушение на киевского прокурора Котляревского, окончившееся неудачей.
Разногласия в «Земле и воле» достигли высшей точки, когда в Петербург из провинции приехал А. Соловьев и объявил товарищам о своем намерении убить царя Александра II.
Первое покушение на Александра II было совершено еще за 13 лет до того в 1866 году. Весь Петербург знал о прогулках царя в Летнем саду. Там обыкновенно собирались толпы зевак. 4 апреля среди публики, ожидавшей выхода Александра II у Летнего сада, появился высокий молодой человек. И когда царь направлялся к коляске, неизвестный выхватил револьвер, выстрелил, но неудачно. Задержанный террорист оказался студентом Дмитрием Каракозовым, членом революционного кружка ишутинцев. На вопрос царя: «Почему же ты стрелял в меня?» он ответил: «Потому что ты обманул народ — обещал ему землю, да не дал».
Приезд Соловьева вновь поставил в повестку дня вопрос о цареубийстве. Разгорелись бурные споры, в результате которых все же было решено не поддерживать Соловьева от имени общества, ограничившись частной инициативой.
2 апреля 1879 года Соловьев стрелял в Александра II, однако промахнулся, был схвачен и вскоре казнен.
Террористические настроения становились все сильней. Н. Морозов печатает статью, в которой доказывает, что террористическая борьба является «одним из самых целесообразных средств борьбы с произволом в периоды политических гонений».
В террор шло все больше лучших революционеров.
В ответ на это ожесточенное и напуганное правительство объявляет открытую войну борцам за свободу. «…Правительство отныне с неуклонною твердостью и строгостью будет преследовать тех, которые окажутся виновными или прикосновенными к злоумышлению против существующего государственного устройства, против основных начал общественного и семейного быта и против освященных законом прав собственности».
У террористов возникает мысль: сплотиться в крепкую заговорщическую организацию и этим кулаком ударить по самодержавию. Они полагают, что такой удар вселит смелость в честных людей и вызовет панику в правительстве; правительство может дрогнуть, и тогда народ возьмет власть в свои руки.
Переход лучших борцов на путь террора был результатом мучительных размышлений, большой внутренней борьбы. Народники-семидесятники, люди, которые не болтали, а действовали, видели лишь два возможных пути: в деревню или в террор — третьего не дано! История показала позже ошибочность и первого и второго пути. Третий путь — планомерная работа среди пролетариата, революционизирование крестьянства не путем псевдосоциалистической пропаганды, а через влияние рабочего класса, гегемона революции, — отвергался народниками, считавшими как развитие капитализма в России, так и рабочий класс случайным, незакономерным явлением.
Однако русский рабочий класс все более властно заявлял о своем существовании. Первые стачки (на Кренгольмской мануфактуре, Невской бумагопрядильне и др.) прокатились по России. Появились такие крупные рабочие революционеры, как С. Халтурин, В. Обнорский, П. Алексеев, П. Моисеенко. В 1875 году оформился «Южнороссийский союз рабочих», а затем и «Северный союз русских рабочих». Плеханов писал, что в 1879 году рабочее движение на голову переросло народничество. Целый ряд фактов говорил о том, что рабочие были более сплоченными и сознательными, легче поддавались революционной пропаганде, чем крестьяне. Народники, которые часто обращались к рабочим, привлекали на свою сторону лучших из них (например, Халтурина), тем не менее искренно продолжали считать свои взгляды и методы наиболее правильными.
Летом 1879 года в Липецке состоялся съезд сторонников политической борьбы и террора. Одиннадцать заговорщиков, собравшихся здесь, — Баранников, Квятковский, Колодкович, Александр Михайлов, Морозов, Фроленко, Желябов и другие — тайно, за городом, в парке, обсуждали вопрос о новой партии, новой программе и тактике. Съезд принял устав Исполнительного комитета и тем положил начало новой народнической организации — «Народной воле».
«В Исполнительный комитет может вступить только тот, кто согласится отдать в его распоряжение всю свою жизнь и все свое имущество безвозвратно, а потому и об условиях выхода из него не может быть и речи». Устав нарождавшейся организации как нельзя лучше передает дух той героической эпохи.
Назревало открытое столкновение «деревенщиков» и террористов. Многим революционерам было неясно, имеют ли они моральное право прибегать к таким жестоким, крайним мерам, как террор. Не будет ли великая цель «замарана» такими средствами? Но люди, убивавшие своих политических противников, не были ни кровожадны, ни безразличны к средствам борьбы.
После убийства Мезенцова в 1878 году Степняк-Кравчинский в брошюре «Смерть за смерть» писал, обращаясь к правительству: «Нас вы не запугаете… И знайте, что у нас есть средства, еще более ужасные, чем те, которых силу вы уже испытали; но мы не употребляли их до сих пор, потому что они слишком ужасны. Берегитесь же доводить нас до крайности и помните, что мы никогда не грозим даром».
Если бы народовольцы видели иной путь, иные возможности борьбы, они немедленно обратились бы к ним, отказавшись от террора, — об этом красноречиво говорит пример Софьи Перовской. И Желябов, и Кибальчич, и Перовская говорили на царском суде в 1881 году, что только невозможность других способов революционной борьбы в условиях жесточайших репрессий царизма толкнула их на путь террора. «…Русские народолюбцы не всегда действовали метательными снарядами, — сказал Желябов, — …в нашей деятельности была юность, розовая, мечтательная, и если она прошла, то не мы тому виною».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});