Святослав Логинов - Как я охранял природу

Ещё полгода назад я бы, не моргнув глазом, повторил действия всех моих предшественников, но грандиозная бессмысленность происходящего, всеобщий Сизифов труд, вызвали нервный срыв. Я был по горло сыт охраной природы по-советски. Просто бездельничать я ещё мог, но участвовать статистом во всеобщем фиглярстве оказалось свыше сил. К тому же я узнал, что жаловался на куйбышевский ГАП директору Куйбышевского ГАП'а, и у меня не выдержали нервы. Когда замминистра прибыл на завод вторично, его ждали девственно незаполненные бумаги и полное отсутствие формы № ЦН-12.

На требовательное "Почему?" я ответил, что постановлением Совета министров запрещены любые формы отчётности, не утверждённые Центральным статистическим управлением.

-- Почему на заводе не внедрён учёт выбросов по форме ЦН-12? -- распаляясь, продолжал проверяющий.

-- Да потому, что её физически невозможно внедрить... -- начал было я, но замминистра немедля осадил нахала:

-- На других заводах почему-то всё внедрено!

-- Если вы говорите вот об этих книженциях, -- я помахал перед властительным носом четырьмя журналами, -- то вот они. Вчера получил их на "Светлане", завтра передам "Сталепрокатному". И если вы не поняли, что вам уже три дня кряду показывают одни и те же липовые журнальчики, то вам не то что ответственный пост доверить, вам веники вязать не по разуму. А если всё видели, но молчали, то вам не в этом кресле сидеть, а на скамье подсудимых!

Скандал случился преизрядный. Замминистра апоплексически полиловел и замахал руками. Клюшкин был бледен и сидел "по стойке смирно". Честно говоря, мне до сих пор трудно понять: человек, прошедший всю войну, имевший боевых наград больше, чем юбилейных медалек у чиновного кретина, трепетал перед этим кретином. В глазах застыл ужас.

Зато второй проверяющий -- главный энергетик министерства -- от хохота едва не сполз под стол.

Наконец у куйбышевского гостя прорезался голос.

-- Вон отсюда! -- заорал он. -- Вы уволены! На это место найдут более компетентного человека!

-- Компетентного в чём? -- спросил я и, не дожидаясь ответа, вышел.

Далее события идиотически разворачивались по наезженной колее. Едва я вернулся на рабочее место, зазвонил телефон. Меня просили зайти в приёмную генерального конструктора.

"Успел нажаловаться..." -- подумал я, собираясь на ковёр.

Я ошибся. Куйбышевский замминистра ещё не успел добраться к генеральному. Зато добралось письмо, которое и было показано мне встревоженной секретаршей:

"Ленинградское отделение Союза Писателей СССР, Комиссия по работе с молодыми литераторами просит командировать вашего сотрудника *** для участия в Третьем Всесоюзном совещании молодых писателей-фантастов. Совещание будет проходить в доме творчества "Малеевка" под Москвой..."

-- Я его ещё не зарегистрировала, -- пояснила секретарша. -- Может быть, порвать его, тогда никто не узнает...

Как будто речь идёт о письме из вытрезвителя, и мне предлагают скрыть стыдный факт от начальства. Я поблагодарил добрую женщину, но от помощи отказался, сказав, что на совещание мне ехать нужно.

На следующий день с утра меня вызвали к генеральному конструктору. И хотя разговор ничуть не напоминал по форме беседу на предыдущем месте работы, я не мог избавиться от ужасающего ощущения deja vu, поэтому, когда прозвучали слова, что меня не в дом творчества посылать надо, а гнать с завода поганой метлой, я резко отчеканил:

-- От Ленинграда на совещание едет всего два человека, обе кандидатуры утверждены Обкомом партии. Если угодно, можете позвонить в идеологический отдел Обкома и объяснить, что вы не отпускаете утверждённого ими человека!

На самом деле на Малеевку-84 от Ленинграда ехало три человека, но язык не повернулся изменить хоть что-то во фразе, которую властно продиктовало deja vu.

И результат оказался точно таким же, что и в прошлый раз. Генеральный конструктор, пожилой и заслуженный человек, всю жизнь проработавший в военном ведомстве, сник, словно воздух выпустили из проткнутой велосипедной камеры, и хрипло проговорил:

-- Ладно, поезжай. Вернёшься -- поговорим.

И я поехал в Малеевку.

Даже там меня не отпускало ощущение, что всё это уже было со мной, и когда за день до показа второй серии "Звёздных войн" нам объявили, что умер Черненко, я воспринял этот факт как нечто само собой разумеющееся, тем более, что во время Малеевки 1983 года, на которой я не был, скончался Андропов. Так что фантасты считали уже доброй традицией смотреть "Звёздные войны" во время всенародного траура.

Однако, две золотых малеевских недели слишком быстро кончились, и я вновь появился на опостылевшем заводе. Клюшкин, увидев меня, мотнул головой:

-- Зайди ко мне.

В кабинете он долго молчал, рассматривая меня, затем спросил:

-- Ну, что делать будем?

-- Прежде всего, -- сказал я, -- нужно закончить годовой отчёт и согласовать его. На это уйдёт две недели. Согласовывать я буду вместе со Светой, всё ей покажу и научу... -- Клюшкин кивнул, соглашаясь. -- Затем мне будет нужно две недели, чтобы найти новое место работы. Пятнадцатого января я напишу заявление по собственному желанию.

Полагаю, что у Валентина Константиновича в этот миг полегчало на душе. Мне тоже не хотелось создавать проблемы старательному и честному человеку, с которым я не мог сработаться просто потому, что давно не видел смысла в этой работе. А так история обещала всеобщий хеппи энд.

Теперь осталось открыть тщательно оберегаемый секрет согласования квартальных и годовых отчётов. Помнится, я предлагал читателю поломать голову над этой загадкой, но уверен, что никто не сумел дать правильный ответ. Вдвоём со Светой, которой предстояло замещать меня на должности начальника бюро, мы отправились в "Водоканал". Там я показал томящуюся очередь жаждущих согласования и объяснил, что становиться в неё никоим образом не следует. Мы поднялись на второй этаж и ввалились прямиком в приёмную директора.

-- Здравствуйте! -- возгласил я, улыбаясь самой широкой и кретинической из возможных улыбок. -- Мы с завода Климова, привезли вам какую-то бумагу.

Самый мой вид показывал, что узнавать у меня о сути бумаги дело вполне бесполезное. Впрочем, секретарша, к которой я обращался, ничего узнавать и не собиралась. Она взяла отчёт и вписала его в журнал входящих документов.

-- Мне бы пометочку, что мы привезли... -- напомнил я, протягивая свой экземпляр, который немедленно украсился штампиком: "Принято. Водоканал" и закорючкой подписи. Вот и всё, для любой контролирующей организации подобный оттиск мог означать только одно -- "Водоканал" принял мой отчёт.