А. Махов - Джорджоне

Как-то Беллини представил ребятам нового подмастерья Лоренцо Луццо, парня лет двадцати, уроженца городка Фельтре области Венето. За мрачный колорит своих работ и страсть копаться в костях и черепах, извлечённых из древних капищ, он получил пугающее прозвище Морто ди Фельтре (Мертвец из Фельтре), которое за ним закрепилось на всю жизнь, но он не обижался.

Из всех парней новичок выделил земляка Джорджоне за благородство, великодушие, доброту и редкостный талант. Он неотступно следовал за ним, домогаясь дружбы и ревнуя его ко всем, особенно к юному Тициану, который тянулся к Джорджоне и прислушивался к его советам. Позднее Морто ди Фельтре отплатил доверчивому другу чёрной неблагодарностью.

Наблюдая однажды за работой Джорджоне над одним рисунком, Беллини снял с полки потрёпанную книжку и посоветовал ученику полистать ее на досуге.

— Автор был учеником одного живописца, — сказал он, — который работал с самим Джотто, а это многое значит.

Поглаживая обложку рукой, он добавил.

— В книжке найдёшь немало ценных советов по грунтовке и работе с темперой. Тогда в отличие от нас, художники еще не знали о существовании масляных красок.

Это был трактат Ченнино Ченнини «Книга об искусстве» (1398), написанный на разговорном языке vulgo, а потому легко читавшийся. Книжица побывала не в одних руках, и на замусоленных страницах было немало пометок карандашом. Джорджоне прочёл книгу с интересом, как курьёзный совет из далёкого прошлого.

Его поразили некоторые рассуждения автора, который советовал при занятии искусством подчинять свой образ жизни строгому распорядку, как и при занятии богословием или философией, — иными словами, следует есть и пить умеренно, по крайней мере дважды в день.

С этой рекомендацией Джорджоне полностью согласился, так как в работе часто забывал о еде. А вот утверждение Ченнини о том, что чересчур частое общение с женским полом способно вызвать немощь и дрожание рук, его немало позабавило. Он решил поделиться с ребятами мыслями о прочитанном.

Когда он зачитал некоторые выдержки из книги Ченнини, это вызвало у слушателей гомерический хохот. Вот уж воистину Littera docet, littera nocet — буква лечит, буква и калечит.

Парней особенно позабавили слова об «общении» с женским полом, и каждый принялся хвастаться своим немалым «опытом». Особенно потешался Бастьяно Лучани:

— Много ли знает этот твой Ченнини? Ребята, гляньте-ка! У меня руки никогда не дрожат.

И снова взрыв смеха с похабными шутками и двусмысленностью. Но после того случая Джорджоне зарёкся делиться с парнями прочитанным. Кроме плотских утех и желания набить брюхо, их мало что интересовало. Да и их мнение его меньше всего занимало, а посему он следовал советам своего внутреннего голоса и во всём полагался только на себя.

ЮНОШЕСКИЙ МАКСИМАЛИЗМ

Молодость брала своё, и после трудового дня парни разбегались кто куда, но своего подопечного с собой не брали:

— Сиди дома, малыш! У тебя ещё нос не дорос, и тебе пока рано шляться по кабакам.

Джорджоне обижался, особенно его злило обращение «малыш».

— Нашли мальчика для битья и потешаются, — возмущался он про себя. — Но ничего, скоро, бездари, я вас всех заткну за пояс!

Юнец сам проведал путь в одно из злачных мест в округе — квартал Сан Самуэле, где пышнотелые блондинки готовы были обслужить любого клиента вне зависимости от возраста и звания. Их интересы защищали рослые парни bravi с мощными бицепсами, следившие за порядком и своевременной оплатой за полученные услуги.

Весёлые сборища часто заканчивались мордобоем, когда между подвыпившими гостями завязывались драки с поножовщиной и нередко со смертельным исходом. Тогда тело сбрасывалось в канал: во время отлива воды уносили его в открытое море — и всё шито-крыто.

Не случайно в районе сомнительных заведений один из переулков носит красноречивое название Terra Assasini — улочка Убийц, а мост через один из каналов называется Ponte dei Pugni — Кулачный мост, соперники выясняли на нём отношения.

Для любителей острых ощущений в городе с двухсоттысячным населением насчитывалось более одиннадцати тысяч жриц любви, которые должны были исправно платить налоги в казну. За неуплату грозило выдворение из Венеции. За соблюдением закона следила недремлющая и вездесущая сыскная служба.

Нелегко доставался хлеб насущный жрицам любви. Годы веселья пролетали быстро, и на лицах появлялись предательские морщины. Оказавшись не у дел, девицы предавались безрадостным воспоминаниям о прошлой разгульной жизни — как это можно увидеть на картине Карпаччо «Две куртизанки» (Венеция, музей Коррер). Та же участь уготована тысячам жриц любви, ублажающих мужские вожделения.

У завсегдатаев таких заведений в ходу была присказка:

Узкая улочка Сан Самуэль,Ты нам мила, как весёлый бордель.

Вскоре подросшего Джорджоне с его повышенной чувственностью, которая с наступлением сумерек обострялась, потянуло к тем, кому не надо было платить. В венецианском обществе с его сословными предрассудками, где рабство просуществовало до конца XV века, талант как ценный дар матери-природы был ключом, открывающим двери дворцов аристократов. Тогда происходило чудо, и вчерашний плебей становился знатным гражданином, приближённым к кругу избранных. За особые заслуги его одаривали какой-нибудь официальной высокооплачиваемой должностью, как это имело место в случае с братьями Беллини, а позднее с Тицианом.

Приятная внешность статного красавца и его харизма вкупе с дивным пением приводили в экстаз светских дам, и Джорджоне стал желанным гостем во многих домах патрициев, где устраивались музыкальные вечера, а его лютне отводилась роль первой скрипки. Его всегда умиляли хитрость и изворотливость любвеобильных дам, водивших за нос своих доверчивых супругов. Но порой жеманность и двуличие выводили его из себя, и он бежал по проторенной дорожке туда, где всё было просто, без кривлянья и обмана: плати и получай…

Прослышав о его успехах во дворцах знати, товарищи по мастерской от удивления смогли только развести руками — «малыш» их всех перещеголял!

Вопреки преклонному возрасту Беллини, будучи официальным живописцем республики, отличался завидной работоспособностью, чего требовал и от своих учеников и подмастерьев. Каждое утро в жару и холод он направлялся в Дворец дожей, где с его участием обсуждались проекты дальнейшего художественного убранства дворца.

Нередко заседания комиссии проходили бурно и затягивались допоздна. Иногда в зал к собравшимся заглядывал дож Агостино Барбариго, которому до всего было дело, вплоть до мелочей. Но тактичному Беллини без труда удавалось ублажить любой его каприз или какую-либо несуразность, и дож, удовлетворённый объяснением, удалялся в свои покои.