Борис Расин - Подбельский

В разгар лета разразилась война. Одна за другой втягивались в нее страны мира. В селах и городах Российской империи стоял стон и плач: матери, жены и дети провожали на фронт своих близких. Кованый немецкий сапог уже был у берегов Марны — здесь решалась судьба Франции.

Дороги России были забиты воинскими эшелонами. Газеты печатали списки убитых и раненых. В городах не успевали оборудовать госпитали, чтобы принять эшелоны раненых. С фронтов возвращались первые калеки.

Дыхание войны стало все явственней чувствоваться и в далеком от поля брани Тамбове. Как и сотни других городов России, Тамбов посылал на фронт все новые и новые пополнения. В конце августа привезли первую партию раненых; их разместили в казармах Охлябинской рощи. На средства общины Красного Креста был оборудован и отправлен на фронт санитарный поезд.

Из некоторых уездов — Темниковского, Липецкого — начали поступать сведения о неурожае. Эти сведения незамедлительно вызвали рост цен на продовольствие. Заметно упала тяга населения к развлечениям. Пустовал театр «Ренессанс». Вместо пикантных пьес в театрах уже ставили русскую классику. В киносалоне «Модерн» показывали «Снегурочку».

Официальная газета «Тамбовские губернские ведомости» ограничивалась скупыми сообщениями о войне. Газета «Тамбовский край» все ощутимее перестраивалась на церковный лад.

Конечно, в условиях строгой цензуры Подбельский не мог прямо и открыто выступать в печати против войны. Надо было быть очень осторожным и всегда помнить, что ты находишься на особом учете и любая оплошность может тебе дорого стоить. А ты — партийный боец и тем более не имеешь никакого права идти на неоправданный риск. Лучше исподволь, постепенно, каплю за каплей лить отрезвляющее лекарство на умы людей. Пусть сегодня все узнают, что один день войны обходится России в двадцать-тридцать миллионов рублей. И пусть тут же читатель узнает, что в правительственных сферах разрабатываются проекты введения подоходного налога на покрытие военных расходов. Такие сообщения даже не требуют комментариев. И так все ясно: война ложится тяжелым бременем на трудящихся.

В другой раз можно выступить со статьей «Война и культура».

«Война разрушает общечеловеческие культурные приобретения. То, что создавалось неустанным трудом целых поколений, часто уничтожается в течение нескольких часов, понижается цена человеческой жизни, пробуждаются первобытные инстинкты…»

«Государство, обнажившее сталь во имя порабощения других народов, в целях накопления и наживы не останавливающееся перед самым грубым нарушением элементарных прав других государств и наций, такое государство быстро приводит к полной деморализации культурнейших сынов своих…»

Тамбовский губернатор вызвал к себе начальника губернского жандармского управления. Подтянутый, бравый полковник Балабин слушал нравоучения губернского начальника:

— Каждый раз, любезнейший Николай Иванович, вы сообщаете по начальству, что деятельности социал-демократической организации в городе и губернии не замечается. А не кажется ли вам, что в газете, там, где работает Подбельский, и есть самое ядро этой организации?..

— Мы уже ведем наблюдение, ваше превосходительство. На это дело поставлены лучшие агенты.

Слежка за сотрудниками газеты усилилась.

Когда на газету одна за другой стали сыпаться репрессии, заволновался владелец типографии Бердоносов. Зачем ему рисковать своим благополучием? И газете было предложено искать другую типографию. А где ее найти в Тамбове?

Может быть, приступить к изданию нелегальной большевистской газеты? Типографию можно было бы, пожалуй, привезти из Моршанска. Вадим Николаевич уже смотрел эту типографию — она вполне смогла бы обеспечить печатание газеты, но моршанские товарищи возражали, считая, что в Моршанске типография находится в большей безопасности. После долгих раздумий Подбельский решил все-таки продолжать издание легальной газеты в самом Тамбове и, подыскав подходящего человека, открыть собственную типографию. Выбор пал на Николая Афанасьевича Зубрева — метранпажа, а по существу, управляющего типографией Бердоносова. В 1905–1907 годах Зубрев активно участвовал в работе социал-демократической организации. Потом на некоторое время от организации отошел. Надзор за ним ослаб, и в жандармском управлении решили, что он «никакой деятельности не проявляет». А теперь Зубрев «открыл» свою собственную типографию.

На Большой улице у театра «Модерн» арендовали полуподвальное помещение. Наборщиков и печатников долго искать не надо было: к Зубреву любой шел — он рабочего человека не обижал. С сентября 1914 года газета «Тамбовские отклики» стала печататься в собственной типографии.

Вадим Николаевич сидел в небольшой узкой комнате редакции и читал газету «Социал-демократ». Большой желтоватый лист целиком закрывал читающего. Уже который раз Вадим перечитывал статью Ленина «Война и российская социал-демократия».

«На социал-демократию прежде всего ложится долг раскрыть… истинное значение войны и беспощадно разоблачать ложь, софизмы и «патриотические» фразы, распространяемые господствующими классами, помещиками и буржуазией, в защиту войны…»

Надо усилить в газете агитацию против войны…

Стук в дверь прервал мысли Вадима Николаевича. Он быстро спрятал газету в стол, придвинул бумаги, взял ручку и только тогда пригласил войти.

В комнату редакции «Тамбовских откликов» вошел довольно полный человек. Он снял фуражку и тряхнул густой светлой шевелюрой.

К вам можно, господин редактор? — спросил вошедший, не в состоянии удержать улыбки.

Вадим Николаевич вскочил с кресла, стремительно обнял гостя.

— Ян, дорогой, милый! Ты ли это? Почему не предупредил, что приедешь?

— Что не предупредил, это, Вадим, хорошо. Так лучше. Ведь я еще под надзором, а ты, надо думать, тоже удостоен их внимания…

— Черт, какой ты, Яша, толстяк! Правду писал мне летом Саша Воронский, что ты ходишь как налитой. Тебя и впрямь ничто не берет: ни ссылки, ни тюрьмы, ни голод. Из чего это ты сотворен, человечище ты эдакое?

— Должно быть, из такого же материала, что и все, друг мой.

Зевин, а это был он, хлопнул Вадима по спине.

— А тебе, Вадим, не мешало бы на костях нарастить еще пудик мясца и жира. Ей-богу, может пригодиться.

Осмотревшись по сторонам, Ян Зевин продолжал:

— Если здесь можно говорить, то нам надо срочно решить одно дело. Времени у меня мало. Ведь я…

— Нет, пожалуй, поднимемся ко мне наверх.

Они поднялись в мансарду, где Вадим Николаевич занимал две маленькие комнаты. Анну Андреевну — она приехала в Тамбов на каникулы — так же, как и Вадима Николаевича, обрадовал неожиданный приезд старого товарища.