Григорий Евдокимов - 300 вылетов за линию фронта
Да, мы знали, что каждый наш самолет, появившийся над переправой, враг встречал шквалом зенитного огня, немало было и истребителей противника, барражирующих в этих районах. Задача усложнялась тем, что заданный участок разведки представлял из себя 300 километров, а не 10-20, какой обычно дается воздушному разведчику для фотографирования. А это значило, что целый час экипаж вынужден находиться под огнем противника. Для заданного масштаба съемки высота полета должна быть в пределах 1000-2000 метров. На такой высоте наиболее эффективен огонь зенитной артиллерии и пулеметов врага.
- Одна надежда на облачность, - хмуро, скорее для себя, чем для кого-то, произносит обычно всегда жизнерадостный и веселый И. Ромахин.
- Откуда ты ее возьмешь, если все небо усеяно звездами, - отвечаю ему. - Нет, тут нужно что-то другое.
Мы тут же сели прокладывать маршрут по карте. По расчетам выходило, что весь полет займет примерно два с половиной часа.
- А что, если весь участок разведки пройти на самой малой высоте бреющим полетом по левому, нашему берегу реки, а при обнаружении переправы боевым разворотом набрать заданную высоту и, сфотографировав переправу, вновь перейти на бреющий полет, - предложил я. - В этом случае горючего у нас останется в баках примерно на 30 минут полета. До дому дотянем.
Доложили командиру. Наш план он одобрил, хотя и он, и мы отлично понимали, насколько сложен сам но себе длительный полет на бреющем с точки зрения пилотирования самолета и особенно ведения визуальной ориентировки, без которой теряет смысл любой полет на разведку.
В данной ситуации было бы намного безопаснее, перспективное фотографирование. Тогда экипажу не нужно появляться над целью, а достаточно пройти в стороне, имея малую высоту, но в ту пору на бомбардировщиках еще не ставили фотоустановок для такого вида съемок.
Самолет отрывается от земли, когда утренняя полоска зари лишь обозначила горизонт. До первого (входного) ориентира решаем идти на высоте 200 метров - это позволяло летчику пилотировать самолет не напрягась, а штурману - детально ориентироваться.
Весело и звонко поют свою песню еще не натруженные моторы. Внизу все ярче выделяются поляны, перелески, хутора - все, кажется, дышит покоем. А наши мысли целиком заняты тем, как лучше выполнить это ответственное задание.
На небе ни облачка. А на востоке все ярче разгорается утренняя заря. По нашему расчету, через 30 минут (время, необходимое для полета к первому ориентиру,) должно взойти солнце и, построив свой маневр с востока на запад, мы надеялись затеряться в его ярких лучах. По мере приближения к цели нарастает волнение. Но мы молчим: каждый занят своим делом.
Вот и Ново-Московск (20 километров севернее Днепропетровска), слева по борту, словно по заказу, над краем земли выкатилось солнце. Выполняем разворот в направлении северной окраины Днепропетровска. Минуту спустя еле заметным движением штурвала летчик "прижимает" самолет к земле. Увидев впереди по курсу Днепр, делает доворот вправо, в дальнейшем стараясь повторять все его причудливые изгибы. Сейчас для нас главное - не оторваться от русла реки, в противном случае придется увеличить высоту полета. В 3-4-х километрах западнее города, за очередным поворотом реки, где начинались широкие плавни, взору открылась освещенная лучами солнца понтонная переправа врага. А по ней, поблескивая краской, двигалась колонна автомашин и мотоциклов с колясками. Некоторые из солдат, одетые в мундиры мышино-грязного цвета, подставили ладони к глазам и смотрели на наш самолет, но никакого беспокойства не проявляли, считая, надо полагать, что это летит свой.
Сердце забилось учащенно. Как захотелось нам резануть по этой нечисти из всех своих пулеметов (бомб с собой мы не взяли). Но этого делать нельзя. Немцы откроют ответный огонь, и тогда вряд ли нам удастся выполнить свое основное задание, ради которого мы и пришли сюда - сфотографировать цель.
- Приготовиться к маневру! - передаю летчику по переговорному устройству. Тотчас моторы перешли на предельно большие обороты.
- Набор! - и небо перекосилось. Самолет, резко подняв нос и опустив левое крыло, за считанные секунды поднял нас на расчетную высоту.
- Горизонт! - Стрелки высотомера и компаса замирают. Открываю люки, и когда коричневая паутина, протянутая поперек реки, подошла на расчетный угол, включаю фотоаппарат. Замигал зеленый глазок командного прибора, указывая на то, что фотоаппарат работает - идет нормальная перемотка пленки.
- Снижение. Съемку закончил, - передаю летчику, одновременно закрывая бомболюки. В тот же миг небо усеялось рваными клочьями разрывов. Забушевал настоящий огненный смерч. Казалось, не было места, где бы можно было проскочить, не рискуя быть сбитым. Самолет энергично переходит в угол пикирования, на который явно не рассчитывали конструкторы. Стрелка высотомера судорожными рывками поползла в левую сторону циферблата, отсчитывая за секунду десятки потерянных метров. Контуры земли как бы разбухают, с каждым мгновением увеличиваясь в размерах.
- Вывод! - И огромная многопудовая тяжесть наваливается на плечи и грудь. В глазах плывут разноцветные круги, но полет продолжается. Сообщаю данные разведки стрелку-радисту, он передает их на наш КП. Долго молчим, каждый про себя переживает этот эпизод.
- Кажется, на этот раз пронесло, - слышу голос Ромахина.
- Хорошо, что не было истребителей, а то бы дали нам "прикурить", отвечаю ему.
Переправ пока не видно. Летим десять - пятнадцать минут. Изредка прочерчиваются с противоположного берега светлые строчки пулеметного огня.
- Сзади вверху самолет. Идет к нам, - торопливо сообщает стрелок-радист. Потом спокойнее добавляет: - Вроде свой, "Миг", наверное.
"Зачем, - думаю, - нашему самолету, да еще истребителю, в одиночку идти вдоль линии фронта?.." Не успел поделиться своими мыслями, как слышу в наушниках: "Смотри, смотри, штурман, по-моему, впереди слева переправа. - А ну, поверни влево". И правда, впереди по курсу четко обозначились контуры переправы.
- Будем фотографировать с ходу, - говорю и тух же командую: - Набор! Все повторяется как 20 минут назад. Только самолет вышел на прямую и я приготовился включить фотоаппарат, как в уши резанул дробный перестук немецкой пушки. В то же мгновение зеленым фонтаном взбугрилась дюраль правого крыла, а перед глазами промелькнул черно-желтый крест на фюзеляже "своего" истребителя.
Самолет сбился с курса.
- Вот тебе и "Миг"! - выругался вслух Ромахин. - Смотри лучше, Рябов, а то такой "Миг" быстро загонит нас в землю.
Правый мотор стал давать перебои. А нам нужно было сделать повторный заход.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});