Иван Черный - Данные достоверны

Якушев потер подбородок, помедлил.

— Значит, так, — начал он. — Перед самой войной, в мае сорокового года, назначили меня заместителем начальника политотдела Минского отделения Западной железной дороги...

— Вы потомственный железнодорожник? — перебил я.

— Нет. Родители крестьянствовали... О Стодолище слышали? Ну — под Смоленском? Вот там наша деревня недалеко — Березовка... До двадцать второго года и я в деревне жил. А как поступил в Рославльский механический техникум путей сообщения, так и пошел по одной колее.

— Ясно... Вы говорили о мае сорокового года.

— Да... Поработал я, стало быть, заместителем начальника политотдела до января сорок первого, и направили меня на курсы политуправления НКПС при Ленинградском институте железнодорожного транспорта. А как война началась — обратно в Минск. Только Минск уже захвачен был, и пришлось осесть в Орше. Тут меня сразу — бах! — начальником политотдела Оршанского отделения дороги... Отсюда уже последним эшелоном мы, железнодорожники, выбирались в Вязьму. Как сейчас помню, тринадцатого июля, в двадцать три часа тринадцать минут. Немец уже на станцию врывался...

— Значит, повезло.

— Не больно повезло. Ехали мы в Смоленск, а доехали только до Присельской: дальше по дороге, в Ярцево, фашисты десант выбросили.

— Как же вы?

— Да как. Паровоз взорвали, имущество сожгли, а сами пешим порядком, отдельными группами — к Вязьме.

— Почему группами?

— Да в эшелоне-то тысячи полторы человек было. Разве такой махиной под бомбежками двинешь? А группами почти все благополучно добрались.

— Понятно.

— В Вязьме политотдел Западной дороги и поручил мне подбирать людей для выполнения заданий в тылу врага. Из коммунистов Вяземского узла, конечно. А потом, уже в сентябре, Смоленский обком ВКП(б) назначил меня комиссаром отряда к Константину Сергеевичу Заслонову...

[38]

Слушать Якушева было приятно. Была в нем подкупающая неторопливая обстоятельность, свойственная людям, привыкшим много и упорно трудиться, знающим, что спешка — плохое подспорье в серьезной работе.

— А к Линькову вы как попали?

— Узнав, что в отряде Заслонова много железнодорожников, Григорий Матвеевич попросил передать людей в его отряд. Мне в Оршу нельзя было, вот я с апреля 1942 года и стал партизаном у Бати.

Во главе групп подрывников Якушев ходил под Борисов и Молодечно, взрывал железнодорожные пути и эшелоны врага, принимал участие в стычках с немцами.

На личном счету Федора Никитича было восемь вражеских эшелонов, а всего он выходил на диверсионные задания шестнадцать раз.

Если учесть, что для выполнения иного приказа приходилось покрывать расстояние в сто — двести километров, то читатель может легко представить, сколько километров по тылам врага прошел отважный коммунист.

Рассказ Федора Якушева произвел на меня сильное впечатление.

И не только описанием боевых событий, диверсий.

Впечатление производила сама манера рассказа.

Федор Никитич не был златоустом, не умел и не любил громыхать фразой. Говорил он спокойно, ровно, сдержанно.

Но вдруг внезапная усмешка освещала его широкое лицо или прорывалась в ровном тоне нотка гнева — и все рассказанное сразу обретало какую-то особую значимость, весомость...

И еще одно обращало на себя внимание в рассказах Якушева: наблюдательность, знание людей, понимание человеческих чувств, трезвая оценка деловых качеств товарищей.

Рисуя свою «Одиссею» в отряде Линькова, он несколько раз упомянул фамилию Лагуна, тепло отозвался о подрывнике Седельникове.

Федор Никитич Якушев казался находкой. В самом деле, человек прожил хорошую трудовую жизнь, начал слесарем по ремонту подвижного состава, а перед войной вырос в партийного руководителя.

Он знал район действий отряда, показал себя отличным бойцом и командиром.

Партизаны относились к Федору Никитичу уважитель-

[39]

но, признавали его авторитет, прислушивались к его словам, хотя держался Якушев предельно скромно: жил в общей землянке, никогда не расписывал свое прошлое, вместе со всеми становился в очередь к котлу...

— Ну, что ж? — обращаясь ко мне, сказал Линьков. — Подрывникам помог Федор Никитич, пусть и разведчикам поможет. Человек зрелый. Бери!

* * *

На второй или третий день пребывания в отряде мне понадобилось побриться.

Обращаться с опасной бритвой я еще не привык и сказал об этом Линьксву.

— За чем дело стало? — отозвался Григорий Матвеевич. — Попроси Кузьменко. Он у нас тут за парикмахера. Отлично выбреет.

Николай Кузьменко, партизан лет двадцати четырех — двадцати пяти, состоял в числе бойцов, охранявших центральную базу.

Бойцы эти, воевавшие бок о бок с самого начала деятельности отряда, бок о бок зимовавшие в сорок первом, попривыкли друг к другу.

Я не слышал, чтобы кто-нибудь называл товарища по званию или фамилии, за исключением, конечно, старших командиров. Да и старших-то командиров обычно называли их партизанскими кличками, как называли, например, Батей самого Линькова.

А вот Кузьменко почему-то называли по фамилии.

Не по имени, не кличкой, а только по фамилии.

Это привлекало внимание.

Пока Кузьменко правил бритву, а потом брил меня, я разглядывал этого человека, пытался разговорить его.

Но не тут-то было.

Кузьменко отвечал односложно, пожалуй, отрывисто. Он производил впечатление человека замкнутого, несловоохотливого.

Внешность у него была, что называется, самая заурядная, незапоминающаяся, голос звучал ровно, глуховато.

Брил он прекрасно.

— Где же это ты, Коля, так научился?

Пальцы Кузьменко, вытиравшие бритву, на мгновение замерли. Возможно, бойца удивило, что я назвал его по имени. Но Кузьменко ответил, как обычно, невозмутимо:

[40]

— В армии. Ребята просили. Вот и привык.

— Ну, спасибо тебе, Коля, — сказал я.

— Пожалуйста, товарищ капитан...

Я спросил у Линькова его мнение об этом партизане.

— Солдат неплохой, — сказал Григорий Матвеевич. — Вот малограмотен только и держится бирюком. Ни с кем особо не дружит.

— Для этого есть какие-нибудь причины?

— Думаю, характер такой.

— Характер?.. А что, расположение застав он знает?

— Знает, конечно.

— Вы разрешите мне брать Кузьменко в качестве провожатого на эти дни?

— Пожалуйста, берите.

Я трижды ходил с Николаем Кузьменко, изучая местность вокруг центральной базы. Посещал заставы, знакомился с партизанами, приходившими с заданий.