Юлия Андреева - Букет незабудок

Без практики язык быстро забывается, да только где ее возьмешь? Вот и получается, что желающим пообщаться по телефону японцам приходится удовлетворяться парой пока еще не выветрившихся из памяти фраз, а потом, если дело важное, зовут переводчика.

Телефонный звонок. Слышу японскую речь. «Здравствуйте, как дела? Как здоровье»? Я еще вполне сносно могу произнести и «Охаё годзаимас» и «Аната-но кибун дайдзебу дес ка?». А дальше… из набора услышанных слов вычленяю понятное «хон» – книга. Ага, даже «анато-но хон» – твоя книга. Потом бульканье «Ироду». Так… «Ирод Великий».

Действительно, не так давно издательство «Вече» выпустило сей труд, сиречь исторический роман. Дальше в трубке снова застрекотали.

«Цуяка онигайшимас» (переводчика пожалуйста), – застонала я. Переводчика не оказалось. Пришлось ломать собственную голову. Я расшифровала слово «аймасе ка» (встретимся?) и с радостью отчеканила «доко?» (где?)

Об идее пересечься где-нибудь на нейтральной территории, где я смогу вручить «Ирода» с автографом, после чего мы завалимся в хорошенький ресторан, совершим экскурсию и в тот же день я сяду в самолет, возможно даже нагруженная подарками, витала в воздухе давно и обсуждалась через переводчика. Оставалось уточнить, где меня ждут, после чего получить либо электронные билеты, либо деньги на перелет.

Итак… «доко?» (где?). В трубке восторженно затараторили. Не поняла, попросила повторить «мой кай онигайшимас» и «юккури» (медленно).

«Харуку», – чуть ли не по слогам произнесла собеседница.

«О’Кей, в смысле дайдзебу», – сдалась я, выписывая на бумажку странное название. Вообще-то в японском языке пользуются слоговой азбукой, поэтому такого явления, как стоящие рядом две согласные буквы, в нем просто не может быть… И следовательно, загадочное «харуку» может в равной степени оказаться и Харьковом и Хайфой, а возможно и еще чем-то недоступным моему воображению и не входящему в кругозор. С другой стороны, рассуждая логично: они желают получить пару экземпляров «Ирода», стало быть, речь идет об Израиле. Не Иерусалим, так Хайфа. С Харьковом у меня почему-то «Ирод» вообще не ассоциируется, хотя, возможно, харьковчане со мной не согласятся, указав на инкарнацию великого идумея в местной городской администрации. Сама я уже давно собираюсь и в Харьков, и в Хайфу, так что ничего не теряла.

«О’Кей, Хайфу, Изураилу, – чуть не сломала я язык.

«Хаифу. О’Кей».

Разговор прервался. Поняв через пару дней свою ошибку (все-таки изначально они рассчитывали на встречу на Украине), я не стала извиняться или что-то спешно менять.

Январь. Хайфа! Оставалось выяснить, не зацветает ли в это недоброе зимнее время в Израиле какой-нибудь цветочек, и затем со знанием дела отвести всю компанию на «традиционное созерцание». Такой финт японцам понятен. Лететь черт знает куда, дабы застыть на мгновение над дурацкой ромашкой. Будут потом рассказывать дома, поминая особый день непонятного зимнего цветка и загадочную русскую душу. Я же, что называется, сохраню лицо.

Мы в Израиле: я, Димыч, Хаецкая, Логинов, Шекли, Дяченко, – рассказывает Олег Ладыженский, – Пошли в какой-то ресторанчик. А надо сказать, что Сережа Дяченко любит произносить тосты, и каждый тост он обычно перекладывает на кого-то, этакое алаверды. В этот же вечер он почему-то прицепился к Шекли.

– Я хочу задать вопрос мистеру Шекли. – Сергей делает выразительную паузу. – Скажите мистер Шекли, а почему женщины любят мужчин?

Все перевели и задумались, что на это можно ответить?

– Потому что собаки и лошади непривлекательны, – мгновенно реагирует Роберт.

На кафедру Большой физической аудитории университета, что в Здании Двенадцати Коллегий, поднимается Никита Алексеевич Толстой, сын писателя Алексея Толстого (да-да, тот самый, из «Детства Никиты»), который вместе с родителями встречался в Берлине с Сергеем Есениным, Айседорой Дункан, Максимом Горьким… По аудитории восторженный шепоток. Никита Алексеевич, высокий, представительный мужчина всего-то сорока пяти лет отроду! Элегантный, явно заграничный костюм, галстук-бабочка, трость, папочка… Кладет трость на кафедру, достает из кармана сигареты с золотым обрезом…

– Все точно, красиво, без тени нервозности или суеты, – рассказывает Михаил Ахманов. – У нас учились немцы, негры из самых разных стран, представительный араб, закончивший сколько-то курсов университета в Париже, самый старший (нам казалось – старый) на курсе, ребята из советских английских школ, считавшие, что они-то самые образованные…

Несколько фраз приветствия, и к кафедре поплыли записки. Никита Алексеевич разворачивает первую.

– Записка на немецком, – поясняет аудитории, а затем читает вслух на немецком, переводит на русский, отвечает на немецком и тут же вновь переводит на русский.

Разворачивает следующую.

– На французском.

Аудитория застыла, Никита Алексеевич, не моргнув глазом, читает на французском, переводит на русский, отвечает сначала на французском, затем переводит на русский. Народ начинает аплодировать. А лектор, точно фокусник, грациозно разворачивает третью бумажку.

– Записка на английском. – Хмурится. – На плохом английском. Вот это слово с ошибкой, и тут тоже не так. – Вздыхает. – Но я все же отвечу.

Читает записку на английском, переводит на русский, отвечает на английском и дублирует ответ на русском.

После чего, как ни в чем не бывало, начинает лекцию.

Далекий 1981 год. Михаил Якубовский листает каталог своей библиотеки. Телефонный звонок.

– Якубовский? – вежливо вопрошает трубка.

– Да.

– Михаил Альбертович? – уточняет невидимый собеседник.

– Он.

– Председатель клуба фантастики?

– Совершенно верно.

– С вами говорит редактор отдела «Вечерний Ростов» Николай Георгиевич Куриленко.

– Чем могу, Николай Георгиевич?

– Понимаете, Михаил Альбертович, у меня к вам такой вопрос, может быть, вы сможете мне помочь… Я примерно помню содержание рассказа, но ни названия, ни автора…

– Да, конечно, если смогу, то конечно. – Якубовский машинально пролистывает каталог.

– Рассказ начинается с того, что в пустыне нашли две статуи…

– Игорь Росоховатский, «Встреча в пустыне», – немедленно реагирует Якубовский и дополняет, глядя в каталог, – сборник «Каким ты вернешься», издательство «Детская литература», Москва, 1971 год.

Журналист минуты три не находит слов. Он еще, можно сказать, не задал вопроса, а получил более чем исчерпывающий ответ.

В тот день в гости к Якубовскому зашел Сергей Битюцкий. Михаил приятелю все как есть рассказал, посмеялись, да и за дело принялись. Надо было по клубу что-то обсудить. Пока обсуждали, пока чаи гоняли, то да се… пришлось Сергея оставлять ночевать.