Фридрих Вильгельм Меллентин - Танковые сражения. Боевое применение танков во Второй мировой войне. 1939-1945

24 июня ставка фюрера сообщила, что противник, окруженный в районе Вогезов, капитулировал под Дононом. В сводке сообщалось о пленении 22 тысяч солдат и офицеров, в том числе командира корпуса, трех командиров дивизий, а также захвате 12 артиллерийских дивизионов и большого количества боеприпасов и военного имущества.

Заключение

Каковы же были причины столь быстрого разгрома Франции? Большинство из них я уже упоминал, описывая ход операций, но, может быть, стоит еще раз коснуться самых значительных из них. И хотя большое значение, без сомнения, имели политические и моральные факторы, я ограничусь разбором только военных причин поражения.

Нет никакого сомнения в том, что немецкие танковые войска, искусно поддерживаемые авиацией, решили исход кампании. Это мнение ничуть не умаляет вклад наших пехотных дивизий, высокие боевые качества которых полностью проявились в ходе ужасной войны в России. Но во Франции у них было не так уж много возможностей продемонстрировать свою доблесть.

Вся кампания в целом была построена на действиях больших масс бронетанковых войск и представляла собой в значительной степени столкновение принципов применения танков двух соперничающих школ. Военные руководители союзников оперировали нормами Первой мировой войны и распылили свои танковые силы равномерно по всему фронту, хотя их лучшие дивизии и приняли участие во вступлении в Бельгию. Командование наших танковых войск считало, что танки следует применять сосредоточенно, массированно, в результате чего два бронетанковых корпуса и один моторизованный корпус были сосредоточены на направлении главного удара под Седаном. Наша теория танковой войны отнюдь не была тайной для союзников. Еще в 1938 года Макс Вернер указывал, что «немецкая военная теория видит только один путь применения танков – их концентрированные действия крупными массами»[29]. Французские и английские генералы не только отказывались принять эту теорию, но не потрудились даже сделать из нее выводы.

Даже после нашего прорыва на Маасе французские генералы, похоже, оказались не в состоянии сконцентрировать свои бронетанковые силы, да и на полях сражений тактика французов оказалась слишком шаблонной и негибкой. Наши танковые корпуса и дивизии обладали преимуществами не только в отличной боевой подготовке и хороших средствах связи, но и в том, что командиры различных уровней понимали – управлять танковыми подразделениями нужно, находясь в боевых порядках. Это давало им преимущество немедленного реагирования на быстро меняющуюся обстановку и позволяло реализовать возможности, которые открывались в ходе танковых сражений.

Однако хотя мы и придавали столь большое значение танковым войскам, но в то же время сознавали – танки не могут действовать без тесной поддержки моторизованной пехоты и артиллерии. Наши танковые дивизии должны представлять собой сбалансированное соединение всех родов войск – это был урок, который англичане так и не усвоили вплоть до 1942 года.

Умелое применение фактора внезапности также было весьма важной составляющей нашего успеха. Для того чтобы реализовать его, фон Клейст рискнул форсировать Маас 13 мая, не дожидаясь прибытия своей артиллерии; успешное взаимодействие авиации и танками осуществлялось и позднее, во время преследования противника в Центральной и Южной Франции. Неоднократно быстрые маневры и гибкое управление нашими танками приводили врага в замешательство. Успешное использование наших парашютно– десантных войск в Голландии также ярко иллюстрирует парализующий эффект внезапного удара.

Германское Верховное командование великолепно проявило себя во время кампании, и стратегическое руководство танковыми войсками в целом было смелым и уверенным. В его действиях я могу отметить лишь две серьезные ошибки – приказ танкам выждать время после создания плацдарма в районе Седана и в особенности трагическое решение остановить танковые дивизии, когда перед ними лежал беззащитный Дюнкерк.

Суммирую. Битва за Францию была выиграна германским вермахтом благодаря возрождению принципа мобильности, достигнутого сочетанием огневой мощи, концентрации войск и внезапности, а также искусным использованием самых современных средств – военной авиации, воздушно– десантных частей и танков. Серия военных неудач в последующие годы не может заслонить того факта, что в 1940 году германский Генеральный штаб провел кампанию, достойную занять место в ряду величайших кампаний в истории войн. И не наша вина в том, что плоды этого военного триумфа были растрачены совершенно впустую.

3

Балканская кампания

Краткое затишье

Лето 1940 года было для германской армии, пожалуй, самым счастливым периодом войны. Мы одержали серию побед, невиданных со времен Наполеона; унижение от поражения в Первой мировой войне было отомщено, и мы могли смотреть в будущее с надеждой на заключение прочного и почетного мира. Наши оккупационные войска во Франции и Голландии перешли к рутине мирной гарнизонной службы. Для офицеров организовывались выезды на охоту и конные прогулки, начали даже ходить слухи о том, что нашим семьям будет позволено приехать к нам.

Верховное командование готовилось расформировать значительное число дивизий, было приостановлено выполнение важных оборонных контрактов. Но наши мечты были грубо развеяны, когда Великобритания отвергла предложение Гитлера, а Черчилль заявил о неколебимой решимости своей страны продолжать войну. В спешке была буквально сымпровизирована операция «Морской лев»[30], и перед люфтваффе была поставлена задача завоевать превосходство в воздухе над Ла-Маншем и Ирландским морем. Наша авиация великолепно выполнила свою задачу во время блицкрига во Франции, но она создавалась в основном с расчетом на поддержку наземных операций. Вскоре стало ясно, что авиация не настолько сильна, чтобы неделями вести бои с британским воздушным флотом, оснащенным великолепным радиолокационным оборудованием, и наши потери в битве за Англию похоронили все надежды на форсирование Ла-Манша.

В это лето мне представилась прекрасная возможность изучить условия жизни во Франции и Голландии. После завершения кампании моя дивизия была переведена в район нидерландского города Бреда, где корректное, хотя и осторожное поведение германских войск произвело великолепное впечатление на голландцев. Я поселился в доме бывшего голландского офицера колониальной службы, и теперь, оглядываясь в прошлое, с благодарностью вспоминаю эти тихие недели, проведенные мной в его гостеприимной и культурной семье. Стоит лишь сожалеть о том, что офицеры гестапо и партийные функционеры вскоре возвели барьер между оккупационными войсками и гражданским населением; их жестокость и безжалостное поведение восстановили против нас многих потенциальных друзей. К сожалению, у этих функционеров напрочь отсутствовали культура и образование – основа успешной работы в чужой стране.