Александр Гамов - Непарадные портреты

— Что вы имеете в виду?

— О сексе начали. Ну это просто поразительно. Это вы для «Комсомолки»? Это ж «Комсомолка», которую читают все поколения комсомольцев, которые сегодня уже в возрасте. И смотреть на это... Я не думаю, что им удобно. Меня там ничего не удивляет. Я в своей жизни многое видел. И понимаю. И при этом вы еще можете говорить, что вам гайки закручивают? Я представляю, что было бы, если бы не закручивали...

— При Ельцине так не робели. Что приснится — в газету несешь. А сейчас...

— И сейчас неси.

— Не могу. Какой-то цензор появляется, Виктор Степанович... Внутренний. Вот у меня.

— А, внутренний? О, наконец-то!

— Что ж хорошего?

— А что плохого? Потому что уж такая разнузданность была. Что сразу пустились в демократию!

— Но это же вы с Ельциным сидели и демократию разводили.

— Да. Ну и что? Сами-то мы не позволяли себе этого — ни Ельцин, ни Черномырдин. Вы от нас чего-нибудь слышали? Похабщину или чего-нибудь такое? Недозволенное, чтобы всем вам было стыдно за нас? Нет!

— Борис Николаевич перед оркестром палочкой махал...

— Ну так это шутка! Ну, о-е-ей!

— Раньше, когда писал о Ельцине и Черномырдине, за словом в карман не лез. А сейчас если власти кто-то насолил — она спуску не дает. Может придраться к любому СМИ, как к тому телеграфному столбу.

— А я так понимаю, что именно власть стала, как тот телеграфный столб, к которому цепляются и по делу, и не по делу. Некоторые думают, что правительство — это тот орган, к которому каждый может прикоснуться определенным местом. Ошибаются!

Мы сами себя когда-нибудь научимся уважать? Страну опустили в моральном плане! Вот скажи... Опять чуть отвлекусь. Я был в командировке три дня, в Женеве. Смотрел телевидение. Там разные каналы — и швейцарские, и итальянские... И ни одного боевика! Крови нет на экране. Меня поразило: сколько ни переключал — крови нет! Может, ты объяснишь, почему у нас на всех каналах — кровь?

— Это вы с Ельциным...

— Минуточку, я закончу. Я-то понимаю, что за этим стоит. Зачастую неумение и нежелание работать!

— Это вы не научили телевизионщиков работать, не создали им условия.

— Не успел, жалею об этом...

— Ясно...

— Что тебе ясно?

— Раньше Черномырдин был ярым ельцинистом, а теперь стал ярым путинцем и медведевцем.

— За что я должен президента и премьера полоскать? За то, что они порядок в стране наводят? А мы все должны не из-за угла наблюдать — ошибутся или не ошибутся? А вовремя и по возможности впрягаться и тащить этот воз. Или я не прав?

— А приватизация, которую сейчас матерят, при Черномырдине начиналась.

— Правильно. Начиналась. А как вы хотели? Не было бы приватизации, не было бы рыночных отношений, не было бы экономики. Чего неправильно? У вас газета сейчас чья?

— Частная.

— А не было бы приватизации, вы бы так и сидели, от ЦК комсомола зависели. А где сейчас этот ЦК, чтобы вам диктовать?

— Вам не кажется, что сейчас власть пытается что-то поменять из того, что наворотили Ельцин с Черномырдиным?

— Нет. Абсолютно. То, что, как ты говоришь, закручивают гайки, чтобы была дисциплина, порядок, аккуратность, это надо приветствовать. Вот говорят про банкротство. В чем суть? Это оздоровление предприятий. А его сейчас превращают в инструмент для перераспределения. Чтобы обанкротить и потом прихватить. Уже нашли лазейку. Вот власть этого не хочет. Часто, может быть, и употребляет, и предупреждает, что так нельзя.

— А вообще, у России получится как лучше или будет как всегда?

— Нет. Получится. Именно получится. Все идет к тому.

— Какие признаки?

— А наоборот, нет признаков, чтобы не получилось.

— Вы же видите: сильно-то не улучшается!

— Но сильно и не ухудшается. Но так же не бывает. Ни с того ни с сего не берется. Не все получается. Не везде руководители умеют. Давайте будем немножко терпеливыми. Я не за то, чтобы в ладоши хлопать. Но ни в коем случае нельзя себя хаять и пеплом посыпать постоянно свою голову. Но надо больше говорить, а что получается, где мы преуспеваем... А мы все больше о негативе. А еще хотим как лучше...

Как-то я летел в Москву из Оренбурга вместе с Виктором Черномырдиным и знаменитым музыкантом Мстиславом Ростроповичем. Спецрейсом. Стюардессы-официантки накрыли стол, на котором громоздились бутылки заморских вин. Премьер и виолончелист наливали их в фужеры, пригубляли, но как-то очень уж нехотя...

Дабы скрасить своим великим землякам дальнюю дорогу, я вставил в диктофон кассету с записями песен оренбургского барда Александра Аверьянова. Когда Саня начал петь про «Сиреневый Оренбург», Ростропович заплакал. Военное детство он провел в этом городе. За компанию прослезился и Черномырдин.

— Витя, извини, а что за гадость мы пьем? — интеллигентно поинтересовался виолончелист у премьера.

Тот среагировал мгновенно и потребовал принести чего-нибудь покрепче, желательно из оренбургской пшеницы.

Принесли. Раскупорили. Разлили. Опрокинули.

Черномырдин крякнул и философски заметил:

— Лучше водки хуже нет!

— Восхитительно! — сказал Ростропович.

8. «У нас где-то вот тут рядом сидит элемент паники»

Когда на Россию обрушился глобальный финансовый кризис, я дважды летал к Черномырдину в Киев, чтобы заполучить «рецепты выживаемости» и поделиться ими со своими читателями. Заряд ироничного отношения ко всему происходящему я тогда получил хороший...

Разговор в ноябре 2008-го.

— Прямо первый раз со мной такое...

— Саша, что с тобой? Лица на тебе нет.

— Даже и не знаю, как быть: то ли доллары покупать, то ли рубли...

— А что, в России скупают доллары?

— Да. Я хотел спросить, Виктор Степанович, надо — не надо?

— Я бы не стал никогда... А у тебя, значит, доллары есть?

— Есть чуть-чуть. Вот взял в редакции на командировку — двести пятьдесят баксов...

— Ну и правильно, переводи в рубли.

— А вдруг девальвация?

— Да не будет никакой девальвации! Рубль надежнее. Я еще не знаю, что с долларом будет.

— А вы сами-то как выходите из положения?

— Да никак. У меня нет таких капиталов, как у тебя. Нет долларов — нет проблемы.

— А-а-а... Почему весь мир снижает ставку рефинансирования, а мы подняли?

— Правильно, что подняли. А намного?

— Нет, на полпроцента — до двенадцати. Но сам факт...

Глава Центробанка Игнатьев сказал, что девальвации не будет, но потихоньку будут расширять коридор, чтобы давление, значит, на рубль было меньше. А первый вице-премьер Шувалов добавил, что просто речь идет о реальной стоимости рубля и доллара...