Николай Павленко - Лефорт

Лефорт действительно не раз проявлял храбрость. «…Мы имели с татарами чуть не ежедневные дела, — писал он брату Ами. — Благодарю Бога, что он столько раз хранил меня…» Он в совершенстве овладел воинским искусством, в том числе и непривычной для европейских офицеров стрельбой из лука. «Луки и стрелы я привезу с собой в Женеву, — сообщал он брату, — ибо я любитель этих вещей и стреляю очень хорошо… Здесь это обыкновенное оружие, и я выучился ловко владеть им».

После заключения Бахчисарайского мира с турками в 1681 году Лефорт вместе с ротой, которой он командовал, а также с супругой и тещей возвращается в Москву, в Немецкую слободу. Здесь он начинает хлопотать об отпуске для поездки в Женеву. Лефорт объяснял необходимость поездки тем, что не были решены имущественные вопросы после смерти его отца и он не получил свою долю наследства[2]. Отпуск Лефорту был дан на шесть месяцев, с сохранением жалованья, причем жена его осталась в Москве.

В двадцатых числах октября 1681 года Лефорт извещал брата о том, что все необходимые документы для выезда уже получены: «Если Бог позволит увидеться с вами, то из паспорта моего вы усмотрите, что я честно служил его величеству (царю. — Н. П.) и могу вас удостоверить, что все князья (бояре. — Н. П.) любят меня, сожалеют о моем отъезде и думают, что я не вернусь»{22}. В паспорте действительно было написано: «Капитан Лефорт служил великому государю и царю верно и, как подобает храброму офицеру, с отличием сражался против неприятеля»{23}.

В путь Лефорт отправился 9 ноября, а в Женеву прибыл только 16 апреля следующего, 1682 года, преодолев в пути множество трудностей. Весть о скором прибытии Франсуа в Женеву обрадовала родственников. Радость выразил брат Ами, отправивший Францу Яковлевичу следующее письмо: «Любезный брат, не могу выразить вам радости, испытанной всеми нами при получении вашего письма от 1 сентября 1681 года, особенно же по поводу того, что вы не только благополучно возвратились из Киева, но и намерены предпринять путешествие из Москвы в Женеву. Это показывает, что вы, любезный брат, услышали мои просьбы возвратиться сюда при первом удобном случае, чтобы доставить всем нам утешение и радость свидания. При нетерпении, в котором мы находились относительно времени этого наслаждения, путешествие ваше от Гамбурга сюда покажется нам столько же продолжительным, как бы мы узнали только о выезде вашем из Московии»{24}.

О пребывании Франца Яковлевича в Женеве вспоминал в своих «Записках» старший сын Ами Лефорта Людовик (Луи), которому в то время было шестнадцать лет. (Свои «Записки» он написал уже в зрелом возрасте.) Мы приведем его пространный рассказ полностью, ибо в нем дана весьма обстоятельная, хотя и односторонняя, характеристика Франца Лефорта и содержатся сведения, отсутствующие у прочих авторовсовременников:

«Франц Лефорт был принят своими родными и соотечественниками, любившими и истинно уважавшими его, самым радужным образом. В беседах своих он представлял картину России вовсе несогласную с описаниями путешественников. Он старался распространить выгодное понятие об этой стране, утверждая, что там можно составить себе очень хорошую карьеру и возвыситься военного службою. По этой причине он пытался уговорить своих родственников и друзей отправиться с ним в Россию.

Лефорту было тогда двадцать шесть лет. Все соотечественники заметили в нем большую выгодную перемену. Он был высокого роста и очень строен. В разговоре являл себя строгим и серьезным, но с друзьями был шутлив и весел. Можно сказать утвердительно, что он наделен от рождения счастливейшими дарами и талантами как тела, так ума и души. Он был отличный ездок и в совершенстве владел оружием. Из лука стрелял с такою необыкновенною силою и с такою непостижимой ловкостью, что превосходил искуснейших и опытнейших татар. О военном ремесле говорил очень разумно, и можно сказать по справедливости, что судил о нем, как человек испытанный, хотя был младший сын в семействе, которое, конечно, пользовалось почетом, но не имело таких денежных средств, чтобы дать соответственное его дарованиям воспитание. Что касается его чувств и образа мыслей, то никогда и никто не откажется от признания — что и обнаружится впоследствии, — что он имел повышенную и благородную душу. Он был враг лести и тщеславия. Своему государю был непоколебимо предан во всем, что касалось славы его царствования и счастья подданных, и употреблял все усилия содействовать столь справедливым и благотворным предначертаниям.

Во время пребывания на родине Лефорту делаемы были различные предложения именитыми чужестранцами, проживавшими в Женеве; его заверяли, что он найдет достойный круг деятельности или во Франции при швейцарских войсках, или в Германии, или у императора, или в Голландии и в Англии. Влиятельные иностранцы старались отговорить его от службы в России, доказывая, что она не только трудна, но и неблагодарна. И члены его фамилии, родные и знакомые советовали ему ехать или в Германию, или во Францию, или в Англию, или в Нидерланды, где, поступив в военную службу, он мог бы приобрести значительные выгоды для себя и для своего семейства. На все эти знаки благорасположения Лефорт отвечал, что сердце его лежит к России и благодарность обязывает его посвятить жизнь монарху, от которого получил многие благодеяния. Он питал твердую надежду, и это были его собственные слова, что, если Бог сохранит ему здоровье и дарует жизнь, то свет заговорит о нем, и он достигнет почетного и выгодного положения»{25}.

Заслуживает внимания коренной перелом, произошедший в отношении Лефорта к России: до вступления на военную службу он многократно высказывал скептическое отношение к стране своего пребывания и не раз пытался покинуть ее; теперь же он уверовал в то, что именно здесь ему суждено добиться успеха и славы. Из недоброжелателя России он превратился в ее панегириста и твердо решил возвратиться в Россию и продолжать здесь службу Залогом успеха он, очевидно, считал покровительство двух влиятельных в России персон, благожелательно относившихся к нему, — Патрика Гордона и В. В. Голицына.

В кругу родственников и друзей Лефорт пробыл немногим более месяца и отбыл из Женевы 25 мая 1682 года, с тем чтобы 19 сентября прибыть в Немецкую слободу. Вместо положенных шести месяцев его отпуск продолжался десять с половиной. Это дало основание недоброжелателям Лефорта утверждать, что он намеревался остаться на западе.

В то время как Лефорт ехал в Россию, до него доходили тревожные слухи об изменениях, произошедших в стране за время его отсутствия: о смерти царя Федора Алексеевича, провозглашении царем десятилетнего Петра, последовавшем затем стрелецком бунте, сопровождавшемся кровавой расправой со сторонниками Нарышкиных, о провозглашении царями-соправителями сразу двух братьев, Ивана и Петра, и возвышении царевны Софьи, ставшей подлинной правительницей России. Софья происходила из семейства Милославских, а представители этого рода отличались крайней нелюбовью к жителям Немецкой слободы. Все это могло перечеркнуть честолюбивые намерения Лефорта. Однако он оказался верным своему обещанию продолжить службу в этой стране, тем более что здесь его ожидала супруга. Впрочем, к тому времени, когда он прибыл в Слободу, смута закончилась и в стране наступило успокоение. Друзья уверили его, что, несмотря на перемены в государственном управлении, он вполне может надеяться на продолжение успешной карьеры. Тем более что ему по-прежнему покровительствовал ставший теперь всесильным князь В.В. Голицын.