Виталий Никольский - Аквариум-2

А события нарастали с катастрофической быстротой. Из разведотделов приграничных военных округов, от разведчиков и агентов продолжали поступать сотни донесений, одно тревожнее другого. Они докладывались с соответствующими комментариями и оценками руководству, добросовестно регистрировались и аккуратно подшивались в дела.

На полноте и убедительности докладываемой правительству информации о намерениях Германии напасть на Советский Союз губительно сказывалась и децентрализация добывающего разведывательного аппарата за рубежом, который состоял из двух самостоятельных структур — разведывательного управления РККА и внешней разведки НКВД. Зарубежный аппарат, подчиненный Лаврентию Берия, также получал данные о подготовке Берлина к агрессии, но всесильный мингрелец, зная о патологической подозрительности «вождя народов» и его стремление любой ценой оттянуть столкновение с немцами, успокаивал хозяина Кремля и убеждал в нереальности войны с ними. Менее влиятельное руководство военной разведки не столько следило за объективностью полученных сведений и своевременностью их мотивированного доклада, сколько за тем, чтобы не разгневать этими сведениями самого «ближнего боярина» — члена Политбюро — Берия со всеми пренеприятнейшими последствиями.

Весной 1941 года в разведуправлении было созвано совещание начальников разведотделов штабов приграничных военных округов, на котором была вскрыта вопиющая беспечность в подготовке к действиям в условиях войны. Участники выступали с дельными конкретными предложениями по повышению боевой готовности разведки в грядущем вооруженном столкновении с немцами. В том, что это произойдет, ни у кого из присутствующих не было сомнений. Предлагалось развернуть отделы по штатам военного времени, обеспечить техникой, экипировкой, подготовить соответствующие базы на своей территории на глубину до 400 километров на случай вынужденного отхода от границы и ряд других. Руководство разведуправления и Генштаба отнеслось к этому сбору, как к обычному плановому мероприятию. На таком важном совещании никто из руководства НКО и Генштаба не присутствовал, а начальник управления генерал-лейтенант Голиков прибыл лишь на заключительное заседание, на котором зачитал стандартную речь о повышении бдительности. И ни слова о серьезности предвоенной обстановки. Более того, нас, участников совещания, предупредили, чтобы мы не поддавались паническим слухам, поскольку воевать в соответствии с советской военной доктриной будем только на территории противника.

14 июня было опубликовано сообщение ТАСС, категорически опровергавшее слухи о возможности войны. Это официальная чудовищная дезинформация собственного народа. Но военным работникам, отвечающим за обороноспособность страны, боеготовность ее армии с нею волей-неволей пришлось считаться. Каковы были причины для такого чреватого губительными осложнениями, безответственного заявления, до сего времени противоречиво и безуспешно пытаются объяснить историки.

Создалось парадоксальное положение, когда в разведуправлении все оперативные сотрудники ожидали войны и боялись даже друг другу открыто сказать об этом.

Официально декларированное потепление отношений с Германией привело в действительности к такому накалу обстановки на границе с нею, что военное руководство вынуждено было отдать известные противоречивые указания о повышении боевой готовности с бессмысленной оговоркой: «На провокации не поддаваться!»

Война: самый трудный год

В атмосфере строжайшей секретности в разведывательном управлении РККА в ночь на 22 июня проводилось штабное учение, на котором прорабатывалисъ вопросы организации разведки при возможном нападении Германии. А на рассвете всем участникам игры, еще не разошедшимся по домам, стало известно о вторжении немецких войск в Советский Союз и бомбардировке ряда наших городов.

Так игра превратилась в действительность.

Началась война.

Первые дни многие люди, в том числе и в армии, считали, что случилось какое-то недоразумение: немецкие трудящихся не могли выступить против своих братьев, они повернут оружие против собственных капиталистов, и через несколько недель с войной будет покончено. На весьма редко попадавших в плен немецких солдат смотрели как на обманутых жертв фашизма. Экономисты типа академика Варги предсказывали скорую гибель нацистского режима из-за недостатка стратегического сырья.

Остро сказывалось отсутствие предварительной работы по воспитанию ненависти к немецкому фашизму, как к злейшему врагу человечества. Сказалась двойственная политика советского правительства во взаимоотношениях с Германией перед войной. Ненависть к фашизму рождалась в ходе боев, при виде нацистских зверств над пленными советскими солдатами и мирным населением. Она росла, как снежный ком, захватывала всех — от детей до. глубоких стариков, звала их к мести, к бою, к уничтожению ненавистного, жестокого врага…

В Разведывательном управлении началась лихорадочная деятельность по подбору и подготовке разведчиков для работы в тылу противника. Наверстывались беспечные упущения мирного времени за счет ночных бдений, непрерывных поисков лиц со связями в оккупированных немцами районах. Создавались школы по подготовке командиров групп, радистов, разведчиков. Причем преподавателей от слушателей отличало лишь служебное положение, так как ни теоретической, ни тем более практической подготовки все они не имели.

Подбирались добровольцы из числа знающих радиодело моряков Совторгфлота, Главсевморпути, Гражданского воздушного флота, а также членов Осоавиахима[5]. Ставка была на массовость. Обучение продолжалось в зависимости от степени военной и общеобразовательной подготовки, а также длительности предполагаемого использования будущего разведчика в тылу немцев — от нескольких дней до нескольких месяцев. Дольше всех готовили радистов. Они досконально изучали рации «Белка» (в последующем «Север») и должны были уметь передавать на ключе и принимать на слух 100–120 знаков в минуту. Для достижения таких нормативов требовалось несколько месяцев упорной работы.

Недостатка в добровольцах вести разведку в тылу противника не было. Военкоматы наводнялись рапортами с просьбами направить немедленно на самый опасный участок фронта. Выбор представлялся в большом возрастном диапазоне от пятнадцатилетних юношей и девушек до глубоких стариков, участников еще русско-японской войны. Предложение служить в военной разведке расценивалось как проявление особого доверия командования и, как правило, безоговорочно принималось.