Борис Ельцин - Записки президента

Словом, это был тяжёлый удар. Однако, вернувшись и чуть поостыв, я понял, что и в этой поездке был смысл. Россия делала первые шаги. В любом случае посещение Европарламента стало хорошим уроком. Важно не только то, кем ощущаешь себя ты, отправляясь на переговоры, не менее важно, кем считает тебя твой партнёр.

Для них Россия ещё только обещала чем-то стать. Это отсюда нам казалось, что с нами все в порядке. Оттуда, из Европы, многое виделось непонятным и вовсе не обещавшим закончиться так, как мы уверяли.

Я же решил, что обещания нужно выполнять.

Весна 1991 года. Приближался апрельский пленум ЦК КПСС. Ничего хорошего этот очередной пленум Генеральному секретарю ЦК КПСС М.С.Горбачёву не сулил. Ожесточённая борьба с демократами на одном фланге могла не самортизировать, а, наоборот, ожесточить нападки партийных ортодоксов на другом. Чувствуя, что позиции Горбачёва слабеют, его противники готовили мощное наступление. Целью этой атаки было снять Горбачёва с должности Генерального секретаря, тем самым окончательно лишить его поддержки на съезде народных депутатов СССР, огромную часть которого составляли коммунисты, и покончить с его курсом в кратчайшие сроки.

Высчитав эту опасность, Горбачёв сделал неожиданный ход. Собрав у себя в Ново-Огарёве руководителей союзных республик, он попросил приехать на эту встречу и меня.

Я только что вернулся из Страсбурга. Совещание в Ново-Огарёве было для меня сюрпризом. То, что сказал на встрече Горбачёв, превзошло все мои ожидания. Президент СССР сообщил, что согласен на подписание нового Союзного договора, который значительно ослабит влияние центра на жизнь союзных республик. Он решительно выступает за принятие новой конституции, после чего существующие законодательные органы — Съезд народных депутатов и Верховный Совет СССР — будут распущены и состоятся прямые выборы нового президента. Я поставил свою подпись под заранее составленным совместным заявлением руководителей республик.

«Вашингтон пост»: «Советский президент Михаил Горбачёв изменил сегодня политическое направление в сторону компромисса с несговорчивыми союзными республиками и добился поддержки со стороны своего главного соперника Бориса Ельцина. На проходившей за закрытыми дверями встрече с депутатами Ельцин рассказал, что Горбачёв „пошёл на важнейшие уступки“ в вопросах децентрализации политической и экономической власти, благодаря чему, заметил Ельцин, теперь республики „смогут стать суверенными государствами“. Ельцин напомнил собравшимся, как осенью прошлого года Горбачёв обманул Россию с проектом программы „500 дней“. „На этот раз Горбачёв поклялся, что выполнит свои обещания. „Это было самое важное“, — сказал Ельцин, заметив, что Горбачёв «впервые разговаривал по-человечески“.

Воспользовавшись договорённостью в Ново-Огарёве, Горбачёв приехал на пленум ЦК КПСС во всеоружии. Когда на него обрушился град критики, он резко поставил вопрос о доверии ему. Зная, что Горбачёв получил поддержку лидеров союзных республик, участники пленума от республик решение об отставке Горбачёва не поддержали бы. Он перехватил инициативу. Пленуму ничего не оставалось, как одобрить линию Горбачёва. В заключительном слове он заявил на пленуме, что ему не по пути с теми, кто с помощью чрезвычайщины собирается остановить процессы демократизации и ограничить суверенитет республик.

В Ново-Огарёве я подписал соглашение о моратории на политические забастовки. После этого я вылетел в Кузбасс, предложив шахтёрам прекратить забастовки.

Шахтёры спустились в забои.

И тем не менее назвать простыми наши отношения с Горбачёвым в тот момент было никак нельзя. Сделав шаг навстречу России в ново-огаревском процессе, Горбачёв по-прежнему изо всех сил пытался не допустить моего избрания Президентом России.

Этот вопрос его сильно волновал. Как рассказывал следователям российской прокуратуры бывший секретарь ЦК КПСС Олег Шенин, «Горбачёв много внимания уделял выступлениям Ельцина, событиям на митингах, на съездах народных депутатов России. Каждый шаг Ельцина он отслеживал, неоднократно при мне давал задание найти документы о здоровье Ельцина. Этот вопрос рассматривался на Политбюро то ли в 1987-м, то ли в 1988 году». (Видимо, моё выступление на октябрьском (1987 года) пленуме ЦК КПСС хотели объяснить следствием больной психики.)

В секретной записке ЦК Компартии РСФСР рекомендовалось «распылить силы пропагандистской машины противника» путём выдвижения десяти — двенадцати кандидатов на президентские выборы России, «ни один из которых не должен и не может рассчитывать на победу», тем самым отобрав голоса у Ельцина, организовать мощное и хорошо скоординированное наступление на позиции Ельцина…

Коммунисты ожесточённо готовились к предвыборной схватке, и делалось это с ведома и под руководством Генерального секретаря.

В ночные часы

Не только в политике бывают ситуации, из которых долго не можешь выпутаться, несмотря на весь жизненный опыт.

Я купил абонемент на теннис. Открыл для себя этот вид спорта. Администратор спорткомплекса, милая симпатичная женщина, очень старалась помочь, чтобы я действительно занимался. А место здесь было очень уютное — сауна, корты, все отлично, удобно. Ходить в установленное абонементом время я, естественно, не мог. Приезжал в неурочные часы. Как ей удавалось, не знаю, но одна свободная площадка для меня была всегда.

После тенниса она обычно приглашала нас с Александром Коржаковым к себе в тренерскую комнатку — посидеть, отдохнуть. Тут же наготове было что-нибудь вкусное.

…Прошло несколько месяцев, и я начал чувствовать какой-то дискомфорт. Место все-таки людное, тут занимаются спортом учёные, чиновники, студенты — словом, я стал ощущать чересчур пристальное внимание.

Однажды меня пригласили поиграть с космонавтами, в их спорткомплексе, — с Игорем Волком, Сашей Серебровым. Приняли они меня очень хорошо. И так я там здорово отдохнул!..

И тут я кое-что понял.

Помощь тренера — это, конечно, важно. Но мне не это было нужно. Кроме тенниса, который давал и отдых, и разрядку, и силы, мне нужны были свобода, раскованность, ощущение закрытой за собой двери. Я понял, что стал чрезвычайно остро, я бы даже сказал, болезненно, относиться к проявлениям чужой активности — когда человек пытается войти в мой внутренний мир. Даже при малейшем проявлении такой активности я «выпускаю иголки» и… закрываюсь.

Но как объяснишь это женщине? Наверняка ей казалось, что это чьи-то интриги. Она обиделась…

Мне было неудобно, но ничего поделать с собой я не мог — как у многих политиков моего возраста и положения, у меня появился определённый синдром закрытости. Между тем, как и во многих других случаях, я ещё раз понял: если чувствуешь опасность, тревогу, если тебе внутренне неуютно — нужно действовать решительно.