Вольф Мессинг. Взгляд сквозь время - Михаил Никитич Ишков
Однако вечером, когда Вольф появлялся на публике, в нем давала себя знать густопсовая, местечковая, еврейско-пролетарская закваска. Привитое в детстве кацбанство еще крепко бурлило в нем. Имели место и воспоминания о разочаровании отца, которого однажды «кинули» местные спекулянты, и о несчастном отце Ханны. Мало ли упреков мог он бросить в лицо жирным!
Если бы позволял контракт, Мессинг бы спел им:
Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем.
Мировой пожар горит,
Буржуа́зия дрожит
Или так:
Мы пойдем к буржуям в гости,
Поломаем им все кости!
Мировой пожар горит,
Буржуа́зия дрожит!
Глава IV
Прошла весна, наступило лето. Жизнь наша, дерганая, нелепая, обрела какую-то последовательность, оформилась в распорядок.
Теперь, спустя годы, если что-то и можно назвать подлинным, ангельской белизны счастьем, так это эти июньские дни двадцать первого, их встречи, на которые после выполненного задания, как на явку, проверяя, нет ли слежки, являлась Ханни. Духовную близость очень дополняла физическая. Или наоборот, сейчас уже не вспомнить. В такие мгновения они были близки в самом библейском смысле, как две половинки единого целого, о чем так поэтично рассказал Создатель в своей широко известной книге, названной запросто – «Книга». Там есть глава о царе Соломоне и Суламифи.
Кто не читал, поинтересуйтесь.
Любопытно.
Всемогущий был прав, все были правы, Ханна, восседающая на Вольфе, была права, Вольф, возлежащий на ней, был прав. Прав был Гюнтер Шуббель и его босс Тельман. Прав был всякий, кому хватало времени заниматься любовью и бороться за справедливость. Прав был тот, кто уверовал в согласие и не замыкался в тисках «крови», «нации», «свободного рынка», «класса», «капитала», кто не отдавал всего себя борьбе за «права человека». Прав всякий, кого даже мировая революция не смогла оторвать от любимого тела.
Это факт, и с ним необходимо считаться.
Неправы те, кто завидовал, кому не терпелось найти врага, кто уверовал в один-единственный рецепт на все времена, кто, отыскав его, кричал «эврика!», кто терзался от одной только мысли о близости с любимой женщиной, кто собственную немощь в этом святом деле сваливал на большевиков, плутократов, на арабов, лицом напоминавших «лакированных обезьян», на славянских недочеловеков, на развратных лягушатников.
У таких людей нет будущего – это говорит Вольф Мессинг.
Во время выступлений, весь погруженный в поиски спрятанных предметов, Вольф издали приглядывал за Ханной. Опасность он ощущал внезапно покалыванием в пальцах.
Смутно нарисовалась какая-то маленькая станция, через которую должна была проследовать Ханна. С какой стороны ей грозила беда, от кого она исходила, кто к ней подбирается – гнусный маньяк или грабитель, будет ли у него эмблема какой-нибудь добровольческой банды или красная звезда на фуражке – уловить не мог, только эту зловредную струю, истекающую из какой-то ментальной подворотни, Мессинг ощущал остро.
Затем, во время аплодисментов, ему привиделась ватага фрейкоровцев, шастающих по вагонам и целенаправленно кого-то выискивающих. Во время поклона обнаружил: бандиты ищут женщину-связную. Откуда выплыла эта мысль, сказать не мог – родилась и все тут! Мессинг помчался в гримерную, там закрылся. Гостям, рвавшимся к нему с визитами и поздравлениями, было сообщено, что он плохо себя чувствует, перенапрягся…
Устроившись на диване, вместо потолка смутно разглядел Ханну, якобы беременную, на последнем месяце. Пояс на животике был доверху набит какими-то резолюциями, решениями, постановлениями; черт их разберет, что они понапихали Ханне в животик! Вольфа прошиб ужас, какой он испытал только однажды, когда безбилетником добирался до Берлина. В следующее мгновение, силой своей мысли, подал Ханне сигнал об опасности. Она не услышала его – глядя в вагонное окно, мечтала о чем-то заветном (о чем, не различил). Следующий ментальный оклик она тоже пропустила мимо ушей. Между тем поезд подбирался к станции, где возле водонапорной вышки толпились с пяток одетых в солдатское фрейкоровцев. Курили… Наконец один из них, по-видимому, старший, отдал приказ, добровольцы затоптали окурки и двинулись в подходящему составу. Мессинг мысленно крикнул изо всех сил: «Берегись!»
Ханна даже не шевельнулась.
Фрейкоровцы вошли в первый со стороны паровоза вагон, двинулись по коридору. Особенно внимательно они присматривались к молодым беременным женщинам.
Внезапно Ханна, совсем как птичка, дернула головкой, глянула направо-налево, затем торопливо поднялась, вышла из купе и, поколебавшись, направилась к противоположному выходу. Все эти мгновения Вольф с нараставшим ужасом наблюдал за ней. Она опередила охотившихся за ней фрейкоровцев на какую-то долю секунды. Когда добровольцы вошли в вагон, она закрыла дверь в тамбур. Когда же Ханне удалось незамеченной спуститься на перрон и скрыться в толпе, Мессинг испытывал настолько могучий оргазм, что вынужден был переодеться.
Вообразите удивление, когда вернувшаяся из поездки Ханна уверила Вольфа, что никаких таинственных голосов не слышала, никакие предупреждающие оклики не долетали до нее, просто она замечталась, вспомнила о нем, о том, какой он глупый, что боится за нее.
Эта тайна до сих пор смущает Вольфа. Конечно, Ханни говорила искренне. Если она не слышала его предупреждения, какая сила подвигла ее внезапно покинуть вагон?
Хороший вопрос для Мессинга, не правда ли?
В любом случае, когда Вольф признался в постыдном грехе семяизвержения, она смеялась так, как может смеяться молодая здоровая женщина, которой удалось хоть в чем-то посрамить любимого мужчину.
Она смеялась беззаботно! Разве этот смех не есть повод для самого тщательного психологического расследования?
Или вот еще анекдотический случай.
Все началось с неожиданной встречи с Вилли Вайскруфтом. Они столкнулись на Фридрихштрассе возле отеля, что неподалеку от вокзала. Вилли первым окликнул Мессинга:
– Вольфи? Ты ли это?..
Тот не сразу узнал его.
Вайскруфт выглядел отъявленным босяком: армейская бескозырка, студенческий форменный видавший виды сюртук. Заношенные до заплат солдатские штаны, не первой старости сапоги. На рукаве пиджака череп оленя в перекрестии лучей, красно-бело-черный шеврон углом вниз и буква «R». Это знакомая по наблюдениям за Ханной эмблема откровенно смутила Вольфа.
Перехватив его взгляд, Вилли усмехнулся.
– Пришлось записаться. Жить-то надо. Командир Россбах[17] платит по пять марок за каждую акцию. Лупим левых…
Затем Вилли признался, что не прочь чего-нибудь отведать. Сегодня ему было как-то
