Владимир Этуш. Старый знакомый - Елена Евгеньевна Этуш
Расскажу, например, такой случай в театре. На заре своей творческой деятельности я играл в спектакле «Великий государь» Соловьева. Декорации располагались так. Справа на сцене стоял царский трон, левее трона – стол, на котором лежали грамоты. Слева стояли скамейки, на которых сидели бояре, спиной к зрителю. И одним из этих бояр был я. А дьяка играл будущий секретарь Свердловского райкома партии Георгий Иванов. У него была бессловесная роль, но стоял он спиной к публике и всячески меня смешил. Исполнитель главной роли Толчанов это заметил и в антракте вызвал меня к себе в гримерку. «Этуш, почему вы теряли серьез?» – спросил он. Мне пришлось извиняться. Толчанов продолжал: «А что явилось причиной смеха?» – «Иосиф Моисеевич, пожалуйста, не спрашивайте меня. Соврать я вам не могу, а выдавать своих приятелей не хочу». Он меня отругал, а потом сказал: «Хорошо, идите». Но вдруг вызвал к себе Иванова и сказал: «Этуш признался, что это вы его смешили». Его тоже отчитал и напоследок предостерег: «Впредь осторожнее выбирайте себе друзей». Вот такая произошла провокация – вполне себе в духе того времени.
Моей первой работой в Театре Вахтангова была маленькая бессловесная роль в спектакле «Мадемуазель Нитуш», который пользовался в те годы большим успехом. Особой творческой задачи, как вы понимаете, у меня в этой роли не было. Но свой первый выход на сцену я никогда не забуду. По ходу спектакля в определенных эпизодах должны были звучать выстрелы. А выстрелы в театре тогда имитировались так: за кулисами ставился пиротехнический ящик, подключенный к электросети. Ящик заполняли зарядами, и заряды эти в нужный момент под действием электрического тока взрывались. И вот однажды, во время спектакля, мы с партнерами шли на выход, и в тот момент, когда мы проходили мимо этого ящика, заряды начали взрываться. И я, на радость своим товарищам, сразу залег. Это произошло совершенно бессознательно, по фронтовой привычке. Со стороны это, наверное, выглядело очень смешно. А нам, актерам, только дай повод посмеяться, повеселиться. Они потом долго надо мной подшучивали: «Ты забыл, что не на фронте, а в театре. Тут тебя убьют другим способом».
Мне вспоминается и другой спектакль о войне. На сцене был сооружен окоп, а за кулисами были заготовлены какие-то приспособления для следующего эпизода. Декорация располагалась на круге, который вращался во время смены эпизодов. На сцене в окопе сидели актеры, и должен был выйти Горюнов. Я играл в массовке и тоже сидел в окопе. Сцена затемнена, актеры играют, а Горюнова все нет и нет. И вдруг мы слышим, как он бежит на выход, продираясь сквозь кулисы, заставленные элементами декораций и бутафорией. Натыкается по пути на какие-то коробки – матерится, опять натыкается на что-то – и снова матерится. И в конце концов выбегает на сцену и тут же включается в действие. Не знаю, слышали ли это зрители, но сидящие в окопе просто покатывались со смеху.
Я к чему рассказываю об этих, казалось бы, незначительных и вполне обычных для театра случаях? Когда актер начинает свой творческий путь, и особенно когда это происходит в театре известном и прославленном, имеющем свою знаменитую историю, для него, молодого и только начинающего свой путь, мелочей не существует. Он впитывает как губка все, что видит вокруг себя, все на него производит неизгладимое впечатление. И может так быть, что всякого рода курьезы, составляющие в театре непременный закулисный фон, порой играют большую роль для адаптации молодого актера в театре, чем многочисленные наставления мастера, у которого он учился.
Расскажу еще об одной из своих ролей в театре. Возможно, заядлые театралы ее помнят. Когда в 1960 году Анатолий Софронов предложил Театру Вахтангова свою новую пьесу «Гибель богов», посвященную освободительному движению колониальных народов, она сразу же привлекла наше внимание своей остротой и злободневностью. Режиссер Евгений Симонов нашел очень интересный ход: у зрителя, сидящего в зале, создается ощущение, что он сидит в цирке, а все события развертываются перед ним как бы на арене, только не на арене цирка, а на мировой арене. Мы словно оглядываемся из будущего на пройденные этапы истории – капитализм, колониализм… Я играл персонажа по имени Дэвид Купер. Это американский делец, абсолютно беспринципный человек, у которого нет ничего святого. Вот что этот персонаж говорит: «Чтобы не отдать народам Африку и Азию, надо любыми способами внедряться в экономику зависимых стран, покупать, кого можешь, а если надо, то и продавать, продавать кого угодно, и даже друзей». Мне хотелось показать пройдоху и циника, который прекрасно понимает, что рано или поздно наступит «гибель богов». Но этот человек всеми силами старается оттянуть неотвратимый крах этой системы и, «пока еще не все потеряно», кладет все свои силы в попытках как можно выгоднее для себя использовать существующий порядок вещей. Мне почему-то именно сейчас вспомнился этот спектакль и эта роль.
А что же писали газеты тех лет о молодом актере Этуше? Давайте почитаем вместе.
Газета «Труд», 8 декабря 1949 года. Спектакль «Крепость на Волге»:
«…Более выгодное положение было у артиста В. Этуша (комиссар штаба Гоберидзе). Эта роль в известной мере позволяла актеру опереться на внешние характерные детали – интонации, жесты, и он использовал эти приемы выразительно и с достаточным тактом».
Газета «Комсомольская правда», 23 октября 1951 года. Спектакль «Кирилл Извеков»:
«…Предельно искренний образ старика Дорогомилова создает В. Этуш (хотя нам кажется, что пора дать молодому актеру возможность сыграть и молодого героя)».
Газета «Московская правда», 8 октября 1965 года. Спектакль «Западня»:
«…Нравственное падение и гибель Купо тем трагичнее, что в картинах того периода, когда он имел возможность трудиться, мы успели полюбить этого человека. Постановщик Е. Симонов и исполнитель роли Купо В. Этуш много поработали над раскрытием обоих этапов сложной жизни Купо. Первозданная красота души этого человека оказалась столь значительной, что ее отраженный свет ощущается и в сценах, насыщенных глубоким трагизмом».
А это из писем зрителей:
«Мы имели большое удовольствие вторично, 26 января 1969 года, увидеть и услышать Вас по телевизору в роли портного в спектакле-монологе “Голос”.
И опять, как и полтора года назад, испытали глубокое эстетическое наслаждение от Вашего изумительного исполнения роли.
Ваша передача содержания рассказа С. Гансовского и, главное, его идея были выполнены Вами с такой артистичностью, что мы порой забывались, что сидим перед экраном. Так, например, при Вашем обращении к нам последовать из мастерской в комнату, где стоит рояль, Ваша интонация
