Нина Шнирман - Счастливая девочка растет
Я делаю костяное лицо, наклоняю голову и быстро иду прямо на них, как будто я целюсь между ними. Не успеваю дойти — они отскакивают в разные стороны, а я иду дальше и подпрыгиваю. И почти сразу ко мне сзади подбегает одна из этих девочек, про которую я решила, что она из нашего класса. Она запыхающимся голосом говорит:
— Я тебя спросить хотела…
Я улыбаюсь ей и спрашиваю:
— Как тебя зовут?
Девочка как будто пугается или смущается, но тихо говорит:
— Валя.
— А меня зовут Нина, — говорю. — Что ты спросить хотела?
— Я хотела тебя спросить: тебе нравится… Мэри? — Она опять то ли смущается, то ли пугается. — Она у нас в школе самая красивая!
Вспоминаю лицо Мэри — оно какое-то немножко кукольное и совсем незапоминающееся, смотрю на Валино лицо, мне становится её жалко, и я понимаю, как я могу ей помочь.
— У Мэри очень красивые волосы, — говорю, — а причёска такая красивая — я ни у одной девочки такой красивой причёски не видела, только на картинках! — И я говорю правду, действительно ни у одной девочки не видела такой красивой, необыкновенной причёски.
Валя так радуется, как будто её очень похвалили… или что-то очень хорошее подарили. Она хватает меня за руку, тащит к окну и начинает вперемешку рассказывать, что у Мэри мама генеральша, папа генерал, у них есть домработница, а у мамы есть синий шёлковый халат с большими красивыми цветами, она его утром надевает и целый час делает Мэри локоны на щипцах…
— На каких щипцах?! — Я так удивляюсь, что даже Валю перебиваю. — Я знаю только щипцы для сахара!
— Я не видела, но есть специальные щипцы для волос, чтоб локоны делать! — Валя так радуется, что даже опять хватает меня за руку. — Я Мэри всё расскажу, что ты сказала… ты сказала ещё… про картинки…
— Я сказала, что «ни у одной девочки я такой красивой причёски не видела, только на картинках!».
Мне очень жалко Валю и почему-то жалко Мэри. Наверное, потому, что ей из-за этих локонов приходится на целый час раньше вставать.
Дома я всё рассказываю за обедом. Нас только четверо — Папа на работе, Ёлка во второй смене, Мишенька ещё в коляске.
— И докуда же у неё локоны? — спрашивает Анночка.
— Лопатки почти закрывают, — говорю.
— Как красиво! — восхищается Анночка.
— Да-а! — задумчиво говорит Мама. — И как только этой девочке разрешают в школе ходить с такой причёской, сейчас с этим очень строго.
— Папа — генерал! — говорю. — Мама — генеральша!
— Генеральша — это серьёзно! Это очень серьёзно! — смеётся Мамочка.
— Почему? — спрашиваю.
— Понимаешь, Нинуша, — объясняет Мамочка, — во время этой войны генеральшами…
— Вавочка, «диван»! — спокойно, но строго говорит Бабушка.
— Да что же это такое за «диван»! — кричу я. — Вы последнее время так часто говорите вдруг, на самом интересном месте, «диван» — и всё, разговор прекращается! Что это значит — «диван»?
— Нинуша, не кричи, пожалуйста! — Мама недовольна. — Обо всём можно поговорить без крика. «Диван» — это сокращение поговорки: «Диван перед маленькими детьми!» Когда в компании в разговоре участвуют взрослые и дети, а дети неглупые и понимают всё, о чём идёт речь, иногда взрослые забываются, как я сейчас. И тогда кто-то из взрослых напоминает: в разговоре участвуют дети и тема, которая сейчас возникает, не детская. Для этого существует такая смешная фраза: «Диван перед маленькими детьми!» — это быстрое напоминание тому, кто забылся.
И тогда я говорю то, что давно хотела сказать, но как-то не получалось, случая не было. А сейчас как раз про это, и я говорю:
— Мамочка, Бабуся, как я хочу скорей вырасти, стать большой, взрослой, сидеть с вами за ужином долго-долго, обо всём разговаривать без всяких «диванов», ложиться спать когда захочу, чтобы у меня была интересная работа — у Папы же очень интересная работа… И ещё много всего. Я очень хочу поскорее вырасти!
— Нинуша! — У Мамочки почему то становится печальное лицо. — Тебе плохо живётся?
— Замечательно! — Я хватаю Маму за руку. — Я замечательно живу!
— Девочка моя, не спеши вырастать! — Мамочка гладит меня по руке, потом обнимает. — Детство — это самая золотая пора жизни! Не спеши, не спеши, моя родная!
Мне так хорошо, когда Мамочка меня обнимает, но я думаю: как это — не спешить! Я очень, очень хочу поскорее вырасти и я буду спешить!
Я буду очень спешить!
Влюблённые
Анночка уже давно влюбилась в Исю. Ися — племянник Михлиных и сейчас живёт в их старой квартире в нашем доме на Мещанской, в которой они жили до войны. А Михлины, к сожалению, живут теперь опять в Ленинграде. Ися — «аспирант», ему двадцать три года, он высокий, худенький, очень хороший и добрый. Он тоже любит Анночку, но её, правда, почти все любят — мне кажется, что её нельзя не любить.
Сегодня я пришла из школы — она плачет. Я спрашиваю:
— Что случилось?
Она говорит, что случилась ужасная история! Я расстроилась и говорю:
— Рассказывай быстро, какая история случилась.
А история такая: Папа недавно завёл какой-то странный дневник и ставит каждый день туда отметки по поведению — Ёлке, мне и Анночке. И вот сегодня приходит Ися и видит этот дневник. И говорит:
— А ну-ка посмотрим, Анночка, какие у тебя отметки по поведению?
А Папа вчера, не разобравшись, в чём дело, взял да и поставил Анке двойку по поведению — до этого у неё одни пятёрки были. Анночка мне объяснила, что я что-то сделала не так, а Папа решил, что это сделала Анночка! И она не смогла ему это объяснить, а он поставил ей двойку! И вот эту двойку на следующий день увидел Ися, очень удивился и сказал:
— Ты такая хорошая, послушная девочка, почему же у тебя двойка по поведению?
Анночка заплакала и тоже ничего не смогла ему объяснить. Мне так стало её жалко… Анночка, бедная, и так из-за всего этого расстраивается, так тут ей ещё мою двойку поставили! Мне безразличны почти любые отметки, а уж то, что Папка за поведение ставит, — совсем безразлично. Я говорю: хочешь, я пойду и всё Исе объясню? Она говорит:
— Нет! Не надо! — И так решительно и серьёзно говорит, что я понимаю, что не могу нарушать её запрет.
Тогда я думаю, но уже про себя, что пойду поговорю с Мамой — уверена, что она в своих очень разных новых делах просто не заметила этот дневник. А сейчас нужно Анночку чем-нибудь отвлечь и насмешить.
— Знаешь, Анка, — говорю, — в тебя уже давно влюбился мальчик со второго этажа — из того двухэтажного дома на Переяславском.
— Знаю, — говорит Анночка грустно, и большие-большие слёзы текут у неё по лицу. — Когда я к окошку подхожу, он всегда будильник заводит, и он звенит.
