Поль Пуаре - Одевая эпоху
Вряд ли этот период жизни можно назвать приятным, но какие-то забавные воспоминания от него все же остались. Например, история рядового де К., который благодаря своему таланту пианиста сделался собственным тапером генерала, затем был принят в доме, стал учить музыке его дочерей и обручился с одной из них; с этого момента мы больше не видели его в казарме. Он жил, словно влюбленный голубок, ворковал с утра до вечера, а иногда мы встречали его в городе – верхом на генеральской лошади, в генеральских сапогах с золотыми шпорами и в сопровождении генеральского ординарца.
Он катался по лесу, собирал цветы и привозил их невесте.
Но в день демобилизации роль пианиста и жениха закончилась, он вернулся в Англию, где жил до призыва, а впоследствии, как я слышал, стал супругом мадам Стенель[102], к тому времени вышедшей из тюрьмы.
IV. У Ворта
Когда срок службы подошел к концу, я стал думать о возвращении к прежним занятиям, захотелось вновь попытать счастья в мире моды. Чтобы наладить связь со знаменитыми домами, лучше всего было снова стать рисовальщиком. Я обратился к прежним заказчикам, в частности к месье Ворту. В то время фирмой руководили сыновья великого кутюрье, который одевал императрицу Евгению[103]. Их звали Жан и Гастон[104].
И однажды Гастон Ворт сделал мне заманчивое предложение: «Молодой человек, вы знаете, что Дом Ворта с давних пор одевает коронованных особ всего мира и их придворных. У нас самая знатная и богатая клиентура, какая может быть, но сегодня эта клиентура носит не только парадные туалеты. В наше время принцессы иногда ездят на автобусе, а то и ходят по улице пешком. Когда я предлагаю брату Жану создать небольшую коллекцию простых и практичных платьев, он неизменно отказывается, говоря, что это не его дело. А между тем клиентки спрашивают такие платья.
Императрица Евгения в платье от Ворта. Фото Диздери из коллекции Роми
Наша фирма, как знаменитый ресторан, где не желают подавать ничего, кроме трюфелей. Поэтому нам необходимо открыть “отдел жареного картофеля”».
Я сразу сообразил, какие выгоды мне это сулит – заведовать «отделом жареного картофеля» в прославленной фирме, и тут же согласился. Разумеется, я не прогадал. Правда, продавщицы, напомнившие мне мегер, с которыми я работал у Дусе, весьма придирчиво относились к моим моделям, зато заказчицам они нравились.
Великая княгиня Мария Николаевна, сестра императора Александра II, в платье Дома моды «Ворт», Париж, 1857
Там я увидел такие платья, каких раньше и представить себе не мог. Желая изучить то, что было сделано до моего прихода, я по многу раз просматривал все современные модели и даже заглянул в старые альбомы, чтобы ознакомиться с изысканными творениями папаши Ворта, портного Тюильри. В альбомах было полно образцов и акварельных зарисовок, дававших достаточное представление о вкусах двора и самой императрицы. В частности, я запомнил одно платье с кринолином: весь подол был обтянут гирляндами телеграфных проводов и украшен чучелами ласточек, попеременно сидевших на этих гирляндах и паривших над ними…
Платье, покрытое декоративной сеткой, от Ворта
На другом платье той же эпохи были вышиты огромные улитки. Я не старался перенять здешний стиль, который, надо сказать, сильно изменился: платья, созданные Жаном, были чудесами искусства и образцами лаконизма. В своей работе он часто вдохновлялся полотнами старых мастеров, и я видел, какие великолепные замыслы он почерпнул из картин Натье[105] и Ларжильера[106]. У него были очень умелые помощницы: одна, в частности, могла выкраивать корсажи наподобие тех, что носили женщины Великого века, из гладкого либо расшитого серебром или золотом атласа. Они получались плотными, словно панцирь, и образовывали на талии жесткие складки, удачно подчеркивавшие гибкие движения бедер. А еще он мог сделать рукав из тюлевого шарфа, подхватив его выше локтя алмазным ожерельем, с концов которого свешивались изумрудные желуди. Он не представлял себе, что можно создать какое-либо платье, кроме роскошного.
Эскиз платья Ворта «павлин» для бала-маскарада по заказу принцессы Матильды де Саган
Я прекрасно понимал, почему мои модели, выдумки человека с улицы, казались ему жалкими и невзрачными. Жан Ворт не слишком радовался появлению чужеродного элемента, принижавшего, по его мнению, фамильную марку. Он недолюбливал меня, в его глазах я воплощал дух новаторства, который (он чувствовал это) должен был разбить и развеять его мечты. Однажды, когда я показал ему маленькое платье-костюм, Жан вдруг побледнел так, словно ему стало плохо (он был очень нервным человеком), и перед своей обычной свитой льстецов и подхалимов произнес: «Вы называете это платьем? Это же мокрица».
Чтобы не дать ему развить эту мысль, я поспешил укрыться от стыда в своем кабинете. Однако «мокрица» проложила себе дорогу и была продана много раз. Судя по всему, между братьями происходили бурные сцены из-за меня. Я постоянно чувствовал ненависть одного и поддержку другого. Гастон Ворт, для которого имел значение лишь коммерческий успех, предвидел наступление современной эпохи и чуял опасность, уже нависшую над дворами иностранных монархов.
Мастерская корсажей Жана Филиппа Ворта, 1907
Однажды Дом Ворта наполнился пунцовым бархатом; все кругом только и говорили про «crimson[107]». Это был цвет парадных мантий английского двора: предстояла коронация Эдуарда VII. Жан Ворт с гордостью показал мне письмо от придворного ведомства, в котором перечислялись правила этикета. Вся британская аристократия должна была облачиться в мантии. Длина шлейфа и количество горностаевых оторочек зависели от титула и древности рода. Три месяца наш Дом моды занимался исключительно пошивом парадных мантий. Они были во всех комнатах, не могло быть и речи, чтобы раскладывать на столе драгоценный бархат, сотканный в соответствии со многовековой традицией, он непременно порвался бы или истерся, если бы с ним работали как с обычной тканью. Поэтому мантии надевали на деревянные манекены, а шлейфы прибивали гвоздиками к паркету. Вокруг хлопотали целые отряды мастериц, благоговейно-сосредоточенных, словно архидиаконы возле реликвии. Месье Ворт всем показывал эти священные шедевры, которые казались ему идеалом красоты. Он был на верху блаженства. К моему стыду, должен признаться, я так и не смог понять, почему он находил эти церемониальные атрибуты столь восхитительными. Мне они напоминали красные балдахины с золотой бахромой, какие изготавливаются фирмой Беллуар для пышных свадеб и вручения премий на городских торжествах.
Актриса Элеонора Дузе в роли Памелы в платье от Жана Филиппа Ворта
Месье Ворт любил смотреть в окно на улицу де ла Пэ и наблюдать за движением экипажей, привозивших к нему представителей высшего общества со всего света.
Это вошло у него в привычку. Вдруг он обернулся, словно подброшенный пружиной, и произнес: «Дамы, к нам княгиня Барятинская!» Было заметно, что его сердце забилось сильнее.
Все продавщицы разом поднялись с мест. Стулья расставили вдоль стен, как для показа моделей. И все устремились на площадку перед лифтом. Из коридоров стекался срочно оповещенный персонал. Это был общий сбор, мы выстроились в шеренгу перед дверью, а г-н Ворт зажимал пасть маленькой собачке, которую держал под мышкой: она радостно тявкала, решив по-своему поучаствовать в окружающей суете. Я стоял в конце шеренги и с любопытством ждал, когда же появится прекрасная княгиня, виновница этого переполоха. Лифт поднимался очень медленно, как будто вез борца-тяжеловеса. Когда он открылся, я был разочарован: оттуда показалось маленькое, толстенькое, краснолицее существо в черном, похожее на кюре, опиравшееся на две трости и с огромной сигарой во рту. Все низко поклонились либо сделали книксен. Месье Ворт согнулся в три погибели. Властным тоном, с сильным русским акцентом княгиня произнесла: «Ворт, покажи мне твои конфекции». Так она называла манто.
Жан Ворт усадил княгиню на несколько стульев, манекенщицы побежали переодеваться, и я удостоился чести показать княгине свое манто, только что законченное, в то время новинку. Сегодня оно показалось бы банальным, едва ли не старомодным, но тогда еще никто не видел ничего подобного.
Это было просторное, прямое кимоно из черного сукна с биэ[108]из черного атласа; рукава расширенные по всей длине, по краям украшенные богатой вышивкой, как рукава китайских халатов. Быть может, княгине привиделись китайцы, на которых Россия смотрела как на врагов? Быть может, перед ней возник призрак Порт-Артура[109] или еще что-нибудь в этом роде?
