Олег Царев - Роковые иллюзии

«Офицеры Иностранного отдела НКВД, прибывавшие в Испанию или Францию, рассказывали невероятные истории о том, как вооруженные команды производили обыски в многоквартирных домах НКВД и как иногда стук в дверь одного дома становился причиной самоубийства в соседнем доме», — писал впоследствии Орлов, вспоминая, как «инквизиторы из НКВД, не так давно нагонявшие страх на сталинских пленников, теперь сами дрожали от неописуемого ужаса»[627].

«Высокопоставленные сотрудники и следователи НКВД уподобились гончим псам, слишком увлекшимся преследованием своей дичи, чтобы обратить внимание на самого охотника», — так объяснял Орлов тот факт, что его товарищи-чекисты не сумели предусмотреть ежовской чистки. Он был убежден, что Сталин имел намерение уничтожить всех тех, кто участвовал в организации московских показательных судебных процессов или знал о них правду. Однако документы показывают, что Ежов вскоре распространил чистку на провинциальные организации НКВД по всей территории Советского Союза. Эти злополучные сотрудники мало знали о предыдущих чистках бывших членов Политбюро и не принимали в них участия. Только в одном 1937 году, по оценкам, было ликвидировано более 3000 оперативных сотрудников НКВД[628].

Масштабы «ежовщины» страшно увеличились в 1938 году после вынесения обвинительных вердиктов на третьем московском показательном судебном процессе. Одним из расстрелянных был бывший начальник НКВД Ягода, который всего за два года до этого подготовил сцену для разгула сталинского террора на первом из этих судебных процессов. Из следователей НКВД, помогавших выбивать «признания», приведшие к вынесению целого ряда обвинительных вердиктов, только Георгий Люшков, заместитель начальника Политического отдела и помощник Молчанова на первом судебном процессе, избежал экзекуции. Он спас свою жизнь, бежав к японцам летом 1938 года, после того как получил назначение на пост начальника НКВД в дальневосточных провинциях Китая[629].

Последствия сталинской чистки рядов офицерского корпуса Красной Армии также ощущались в Испании. В феврале 1937 года генерал Клебер был снят с поста командующего интернациональными бригадами. По указаниям Москвы ему было поручено организовать оборону Малаги, однако он исчез вскоре после прибытия туда, и больше о нем никогда не слышали. По всей вероятности, он пал жертвой «эскадрона смерти» НКВД. Генерал Берзин также был отозван в Москву после критики Орлова за своевольное руководство аппаратом НКВД в Испании. Он пал жертвой мстительности Ежова, как и Сташевский, сталинский комиссар в Испании, который также осмелился критиковать НКВД[630].

Когда офицеры НКВД, работавшие за границей, стали отзыйаться и исчезать без следа, страх, порожденный подобными вызовами из Центра, вызвал необходимость выманимать некоторых из них в Советский Союз с помощью хитроумных уловок. Одним из первых был Смирнов, парижский резидент, который выполнял роль связного с Филби. Это был не Дмитрий Смирнов, а В.В. Смирнов, носивший псевдоним «Петр», но настоящая фамилия которого была Глинский. Он проработал во Франции четыре года, а поэтому ни он, ни его жена не нашли ничего необычного в том, что его отзывали в июле 1937 года. Если бы жена другого работавшего в Париже офицера НКВД не стала свидетельницей ареста г-жи Смирновой в Москве, его бывшие коллеги во Франции считали бы, что ее муж просто получил назначение на другой пост за границей. Когда стало известно, что его расстреляли за государственную измену, Ежов приказал своим подчиненным распустить слух, будто Смирнов признался в том, что он польский шпион. Его парижские товарищи прекрасно понимали, что это нелепая ложь, потому что Центр продолжал использовать те же самые коды и ни один из их агентов или источников не был выдан[631].

Малли был еще одним «нелегалом», который, как Орлов узнал в 1938 году, оказался в числе сорока офицеров НКВД отозванных в предыдущем году, а затем обвиненных и расстрелянных якобы за измену. Все, за исключением пятерых, подчинились приказу Москвы и вернулись, несмотря на растущее предчувствие того, какая участь их ожидает. Некоторые, вроде Малли, хладнокровно взирали на перспективу мученической смерти; другие считали, что смогут доказать свою невиновность, какие бы обвинения им ни предъявлялись. Большинство из них сбежало бы за границу, чтобы спасти свою жизнь, если бы не мощные препятствия для бегства, воздвигнутые чрезвычайным законом, опубликованным за подписью Сталина 8 июня 1938 г. Согласно ему, семьи офицеров НКВД становились заложниками, поскольку предусматривалось, что ближайшие родственники сотрудников советских служб, бежавших за границу, подлежали высылке в Сибирь. Каждый офицер НКВД был осведомлен о секретном приложении к этому закону, автоматически предусматривающем тюремное заключение сроком на 10 лет для жен и ближайших родственников бежавших, а в случае выдачи государственных секретов им грозила смерть.

Сталин также дал Ежову указания принять все необходимые меры, чтобы бороться с бегством за границу офицеров НКВД, которые могли бы раскрыть вражеским контрразведкам советские секретные операции. «Летучие группы» Отдела специальных заданий охотились за перебежчиками, осмелившимися не подчиниться приказам Москвы.

Кривицкий (настоящая фамилия Гинзбург), «нелегальный» резидент НКВД в Нидерландах, обеспечивавший доставку оружия в Испанию, и Игнаций Рейсе (настоящая фамилия Порецкий), «нелегал» в Бельгии, относились к числу тех, кто рискнул бросить вызов Москве и остаться за границей. Впоследствии Орлов утверждал, что знал также еще двух сотрудников НКВД, бежавших в том же году; он назвал их псевдонимы: «Пауль» и «Бруно»[632]. Самым старшим по званию был Игнаций Рейсе, бежавший в июле 1937 года со своей женой и ребенком в Швейцарию после получения рокового вызова из Москвы. Прежде чем покинуть резидентуру, он оставил в советском посольстве в Париже письмо, в котором сообщал Центральному Комитету причину своего разрыва со Сталиным и заявлял, что он «возвращается на свободу — назад к Ленину, к его учению и к его делу». Сталин ответил на этот возмутительный акт неповиновения, приказав Ежову стереть с лица земли и Рейсса, и его семью, чтобы другим было неповадно. «Летучая группа» боевиков из НКВД в конце концов настигла Рейсса 4 сентября в Швейцарии, всадив в него целую обойму из пулемета и бросив труп у обочины безлюдной дороги неподалеку от Женевы[633].

Два месяца спустя Кривицкий решился бежать, узнав о ликвидации своего друга Рейсса. Покинув резидентуру в Гааге, он прибыл с женой и сыном в Париж и попросил защиты и убежища у французской полиции. Он тоже почти наверняка был бы уничтожен одной из «летучих групп» Ежова, не будь французское правительство обеспокоено скандальным похищением генерала Миллера. Средь бела дня 23 сентября 1937 г. Миллер, преемник Кутепова на посту руководителя белогвардейской организации РОВС, был схвачен группой захвата на перекрестке парижских улиц. Французское правительство приказало организовать самый тщательный розыск Миллера. Но генерала так и не нашли — ни живым, ни мертвым[634]. Впоследстии Орлов доверительно рассказывал Феоктистову, что он принимал участие в похищении Миллера, хотя и поссорился с Ежовым, так как, по его словам, не одобрял всю операцию в целом. В одном письме среди корреспонденции испанской резидентуры НКВД напоминает Шпигельглассу, что они в свое время нанимали самолет, «в котором вывозили „Фермера"». «Фермер» был псевдонимом генерала Скоблина, одного из видных деятелей РОВС. Он был главным действующим лицом (по словам Орлова) в операции И НО по [похищению Миллера, имевшей целью поставить его во [главе всей этой организации[635].