Дневник 1879-1912 годов - Александра Викторовна Богданович
Теперь всё повторяется, что Россия пойдет по пути реформ, а в Совете министров выработан план военно-полевого суда, который должен пройти только в Сенате, и будет на днях опубликован такой суд, который доселе не существовал.
По словам Чаплина, для царя никто не человек, никого он не любит, не ценит; когда человек ему нужен, он умеет его обворожить, но по миновании надобности выбрасывается человек бессовестно, как теперь Стишинский. И Столыпин будет вышвырнут, как и все остальные. Диктатуру никогда не создадут, так как царю придется тогда отстраниться, а он вряд ли на это согласится, так как власть любит. По всему видно, что царю и его большой семье придется быть искупительными жертвами.
Говорят, что перед тем как был убит в Интерлакене француз Мюллер, принятый анархисткой за Дурново, Дурново только что выехал из Интерлакена в Берлин, – он был предупрежден, что на него будет покушение. Сегодня Севастьянов сказал, что получил от Дурново депешу, в которой он спрашивает, может ли он спокойно вернуться в Петербург. Насилу Севастьянов добыл сведения в охранном отделении, что нельзя Дурново теперь вернуться, что намечены шесть человек, которые должны его убить, что и в Берлине он должен быть осторожен, должен переменить отель, что Дурново и сделал. А.П.Никольский того мнения, что без Дурново не обойдутся, что он еще будет премьером.
24 августа. Говорили, что из 1-го бывшего батальона Преображенского полка 158 человек солдат преданы суду.
Сегодня говорили, что преображенцы обвиняют в том, что так сурово поступил с ними царь, Трепова, что он-де подействовал на царя, а военные люди, знающие дело, говорят, что это вел. кн. Николай Николаевич так повернул дело, когда преображенцы не захотели вторично подчиниться требованиям своих офицеров. Вел. кн. Николай Николаевич вызвал Уланский полк, которому было поручено усмирить преображенцев и содержать их под стражей до отправки их в Медведь Новгородской губернии.
25 августа. Клейгельс сказал, что по счету богатства царь стоит вторым, что богаче его один американец, что у царя больше миллиарда.
28 августа. Вчера Жеденев говорил, что Лауниц очень придает значение тому, «что скажут», «как посмотрят» на его распоряжения. Говорил также Жеденев, что его знакомый был на одном польском митинге, где, между прочим, говорилось, что ожидается из Киева приезд некоего революционера Гофмана, который должен привести список тех лиц, которые намечены революционным комитетом к убийству.
Вел. кн. Николай Николаевич конфирмовал приговор суда по делу убийства Мина, и Коноплянникову повесят сегодня ночью.
Остен-Сакен, бывший адъютант Куропаткина, говорил, что Куропаткин в полной немилости у царя, что даже не может поехать в Териоки на свою дачу, так как тогда ему пришлось бы проехать через Петербург, куда, видно, не желают, чтобы Куропаткин приезжал. Царь не принимает также финляндского Оболенского.
29 августа. Отовсюду страшные вести. В Царицыне, Камышине и Седлеце открытое вооруженное восстание, в Самаре и других местах полки внушают опасение, там Бузулукский полк со дня на день может взбунтоваться. Газета «Око» приостановлена Лауницем за вредное направление.
Сегодня А.А.Мосолов сказал, что Святополк-Мирский просил представиться царю, но царем ему было отказано. Теперь он подал свою отставку, которая, верно, будет принята. То же сказал Мосолов, что Столыпин высказывал царю свое неудовольствие на Трепова, что он разговаривает с корреспондентами и эти интервью печатаются. Вообще отношения Столыпина с Треповым самые дурные.
Трепову сказано, чтобы никаких интервью у него не было, чтобы в политику он не вмешивался. Гейнц говорил, что в Седлеце убито 100 евреев.
4 сентября. Дедюлин назначен вместо Трепова дворцовым комендантом. Царь поторопился с этим назначением.
8 сентября. Максимович говорил, что он не сам оставил свое место старшего председателя судебной палаты, а был уволен за то, что отложил разбор дела Хрусталева (Носаря). Лауниц сказал, что молодежь, которой в Петербурге 23 тысячи человек, «шевелится». Максимович рассказал, что за два дня до начала дела он говорил предводителю дворянства гр. Гудовичу, что дело это придется отложить, но что отсрочка этого дела повлечет за собой его увольнение. Щегловитов, Трепов и царь требовали, чтобы дело не откладывалось. Дума со своей стороны требовала того же, чтобы на этом деле, по мнению Максимовича, разыграть революцию. Все свидетели по этому делу явились с браунингами, жандармы тоже были вооружены. В заседании присутствовали члены Думы – Родичев, Набоков, Аникин, Жилкин и др., именно такие, которые не скрывали своего сочувствия к подсудимому, – отложить было необходимо. И на другой день Максимович получил письмо от директора департамента юстиции с предложением выйти в отставку.
10 сентября. Интересный рассказ слышала от Палтова про Александра 111 и Черевина. Это было накануне 22 июля, дня именин царицы, матери царя. Ежегодно царь с семьей из Петергофа на яхте «Александрия», которой командовал Палтов, ездил к панихиде в Петропавловский собор. На этот раз погода была скверная, лил дождь. Царь, входя на яхту, сказал, что по такой погоде лучше не ездить, и приказал дать знать в крепость, что не приедет, и заказать панихиду в 2 часа в Петергофском соборе. Так как завтрак был приготовлен на яхте, то царь отправился с семьей в столовую, куда была приглашена, кроме прибывшей с царем свиты, и небольшая команда яхты – два офицера и двое еще служащих на яхте. Царь сел посредине стола, возле него – царица, Михаил Николаевич, Алексей Александрович, Рихтер, Басаргин; с другой стороны – возле царя фрейлина Кутузова, около нее цесаревич, теперешний царь, затем другие вел. князья, Черевин; напротив царя – командир яхты Палтов. Царь был не в духе и тер себе лоб.
Черевин только накануне вернулся из кратковременного отпуска, из костромского имения, куда ездил через Нижний. Под впечатлением Баранова, который был тогда нижегородским губернатором, Черевин стал говорить про его деятельность восторженно. В этот год свирепствовала холера, и в Астрахани губернатор Тевяшев, который ради жены своей, Козловой, пользовался расположением царя, оказался ниже всякой критики – во время беспорядков так перепугался, что спрятался от буйствовавшей толпы под стол. Баранов же, напротив, издал приказ: тех, кто производил беспорядки и смущал население ложными слухами, вешать или назначать санитарами в холерные бараки. Черевин прямо высказал, что в России он признает только одного губернатора – Баранова. Царь нахмурился еще сильнее, еще крепче стал тереть себе лоб и сказал:
– И что ж, по-вашему, надо
