Борис Васильев - Скобелев

Он попал в непривычное положение, и ему было не по себе. Впервые в его боевой практике решение о реальных военных действиях зависело не от полководца, а от инженерных служб, от их случайностей, мастерства, уменья и, главное, осторожности. Но не изменил ни единой строчки в приказе, поставив в известность о действительных обстоятельствах только командиров колонн. Для остальных оставался прежний приказ:

— Штурм!

Командиры колонн сами внесли коррективы, открыв частую пальбу по всему фронту. Текинцы ответили столь же частым ружейным, хотя и бессистемным огнем: пули то и дело смачно били в брустверы окопов. Но, несмотря на огонь, Михаил Дмитриевич — как всегда одетый в отутюженный белый китель с Георгием на шее и старательно расчесанной бородой, надушенной английскими, весьма любимыми им духами — уже не мог вытерпеть пассивного ожидания в траншее. Сердито посопев, при ярком солнце вылез на бруствер, несколько картинно выглядя под градом пуль.

— Михаил Дмитриевич, к чему эта бравада?

Доктор Гейфельдер неуклюже вылез вслед за ним, то ли для того, чтобы убедить генерала вернуться в укрытие, то ли от полной растерянности.

— Все должны поверить, что это — сражение, а не его демонстрация. А в сражениях я привык бравировать, в этом вы правы.

— Михаил Дмитриевич, помилуйте, какая-нибудь дурная пуля убьет вас сейчас!

— Та пуля, что убьет меня, еще не вылита, милый друг мой, — усмехнулся Скобелев.

И — накликал. Тотчас же отчаянно вскрикнул солдат, последовавший его примеру и высунувшийся из-за бруствера в аршине от генерала.

— А вот его пуля — уже вылита, — вздохнул Михаил Дмитриевич. — Спускайтесь и вы, доктор, от греха…

Он не закончил фразы: тотчас же грохнул минный взрыв, куски стен южного фаса Денгиль-Тепе взлетели в воздух в тучах желтой глиняной пыли. И сразу же колонны Куропаткина и Козелкова стремительно ринулись на штурм. До сей поры атаковал, по сути, только Гайдаров, демонстративно подтаскивая к стенам крепости штурмовые лестницы, чем и отвлек на себя основные силы текинцев.

Через разрушенную южную стену и многочисленные проломы, еще до этого появившиеся в результате беспрерывного артиллерийского обстрела, Куропаткин во главе своей колонны ворвался в Денгиль-Тепе. Там началась жестокая рукопашная схватка, в которой был ранен и сам Алексей Николаевич. Однако он, кое-как перевязав руку, не ушел в тыл, понимая, насколько важно сейчас не давать врагу опомниться.

Колонне полковника Козелкова пришлось хуже. Рванувшись после взрыва вперед, чтобы отсечь противника от Денгиль-Тепе, его солдаты попали под жестокий обстрел. Козелков был вынужден приказать своим солдатам залечь и отбиваться беглым огнем. Скорее почувствовав, чем увидев эту заминку, Скобелев немедленно вызвал из резерва батальон Апшеронского полка:

— Верните свою честь, апшеронцы!.. Баранов, коня!..

Гайдаров приказал врываться в крепость по штурмовым лестницам. Это был рискованный шаг: текинцы еще не поддались панике и вполне могли, оставив без внимания колонну Козелкова, обрушить на него ружейный огонь в упор. Могли бы, но Тыкма-сердар внезапно атаковал текинцев внутри крепости в привычном для него конном строю. Его джигиты без выстрела ударили по резервам Коджар-Топас-хана, и текинцы в смятении бросились бежать через восточные ворота.

В это время Скобелев уже прискакал в крепость на привычном и для своих, и, в особенности, для врагов белом коне. По исковерканной взрывами площади метались тысячи людей: женщины, дети, старики, бросившие оружие защитники. Все вокруг ревело от ружейной пальбы, грохота, криков, воплей женщин: в общем шуме не слышно было даже стонов раненых.

— Прикажи, чтобы немедленно начали подбирать раненых, — приказал он Баранову.

— Своих?

— Всех! Раненый во всех войнах — просто раненый!

Баранов ускакал исполнять приказание. Тыкма-сердар во главе своих всадников уже помчался догонять в панике отступавших текинцев. Вослед за ним бросились все казачьи сотни, оказавшиеся поблизости.

А женщины, дети и старики по-прежнему с криками метались по крепости. Среди них оказалось множество убитых и раненых случайными пулями и осколками, и Михаил Дмитриевич ощутил тупую боль в сердце. Он не выносил чужих страданий.

— Ваше приказание исполнено, — доложил вернувшийся адъютант. — Я распорядился в первую очередь озаботиться судьбой мирных жителей.

— Молодец…

Крохотная пятилетняя девочка в отрепьях неожиданно бросилась под ноги белого жеребца. Скобелев рывком остановил коня, а Баранов, спрыгнув с седла, поднял с земли до ужаса перепуганного ребенка.

— Не плачь, девочка, все уже позади, — с трудом подобрав слова, по-туркменски сказал Михаил Дмитриевич. — Как тебя зовут?

— Кенжегюль..

— Кенжегюль?.. Баранов, немедля доставь ребенка в главный госпиталь. И скажи патронессе графине Милютиной, что я прошу ее лично озаботиться судьбою этой девочки.

Баранов доставил девочку к дочери военного министра графине Милютиной, передав просьбу Скобелева слово в слово. Графиня и милосердные сестры лаской и заботой вернули ей живость и детскую непосредственность и окрестили Татьяной, поскольку день ее спасения, равно как и день штурма Геок-Тепе пришлись как раз на Татьянин день.

Впоследствии девочка воспитывалась в семье военного министра графа Милютина, а затем была отдана в Московский институт благородных девиц под именем Татьяны Текинской. Калека Млынов, полуоглохший, с отбитыми легкими, все же разыскал ее следы с помощью Баранова. Однако граф Милютин, уже вышедший к тому времени в отставку, не сообщил капитану ее нового имени и не разрешил свидания.

— Она — дочь текинского хана. Я готов возместить вам понесенный в свое время ущерб…

Млынов вышел, не поклонившись. А бывшая Кенжегюль, как говорят, счастливо вышла замуж за пехотного офицера…

Скобелев наградил Тыкма-сердара орденом Святого Георгия и от имени Государя пожаловал ему чин поручика русской армии. Тщеславный сердар прицепил погоны на свой ярко-малиновый халат и в таком виде прибыл в Санкт-Петербург по вызову императора, пожелавшего увидеть знаменитого кондотьера Туркестана. Нелепый вид Тыкма-сердара настолько растрогал его, что Государь не только подтвердил его чин и орден, но и пожаловал ему потомственное дворянство.

Десятитысячный сборный корпус Скобелева наголову разгромил сорокатысячную армию текинцев в считанные часы, потеряв при этом всего четырех офицеров и пятьдесят пять нижних чинов. Известие об этой победе, широко распространенное телеграфом, вызвало небывалый взрыв восторга во всей России. Михаил Дмитриевич Скобелев стал воистину легендарным народным героем. 14 января 1881 года телеграммой, подписанной Государем Александром II, Скобелеву был пожалован орден Святого Георгия второй степени и чин генерала от инфантерии.