Эрнст Генри - Леонид Михайлович Млечин

— И вдруг я по почте получаю от Эрнста Генри его известную книжку «Заметки по истории современности» в подарок. Я была поражена. Сам автор мне прислал! А я была помешана на журналистике, писала заметки, ходила на курсы рабкоров. И после школы поехала в Москву — поступать на факультет журналистики Московского университета… Не поступила. А я еще забыла дома паспорт. И не могла вернуться… А Кубичев дал мне телефон Эрнста Генри. Я позвонила ему, чтобы выразить ему восхищение. Он неожиданно пригласил приехать. Так мы и познакомились. Потом поженились, у нас родился сын Миша, который продолжил дело отца…

Кипучей энергии Эрнста Генри хватало на все. Он создал Лекторий при профессиональном комитете литераторов и стал его ректором. В лекторскую группу вошли заметнейшие люди: Александр Евгеньевич Бовин, которого знала вся страна, политический обозреватель Центрального телевидения Георгий Иванович Зубков, прирожденный лектор профессор-востоковед Георгий Ильич Мирский, профессор Владимир Петрович Лукин, который в перестройку станет видным политиком.

Сердце бьется слева

Хрущевские годы стали временем расцвета искусства и литературы. Но надежды не оправдались. Вместо обновления и движения вперед — разочарование. Власть постарела и окостенела. Общество в тоске и раздражении.

Для опальных деятелей культуры настали трудные времена, писателей не издавали, художникам не позволяли выставляться, скульпторам — получать заказы. От провинившихся требовали покаяния. К тому же в высшем эшелоне, в идеологическом аппарате широко распространился антисемитизм. Борьба с евреями стала методом завоевания места под солнцем. Главной целью было оттеснить конкурентов, захватить хлебные должности и распределять теплые местечки среди своих.

Послабления брежневского времени были ограничены. Дозволялось обустраивать личную жизнь. Но не нарушать идеологические табу.

Конечно, многое зависело от человека.

С 29 сентября 1955 года в аппарате ЦК существовал Отдел культуры. Заведовал им Дмитрий Алексеевич Поликарпов. В декабре 1962 года подразделения, ведавшие идеологией, слили в единый отдел, его подчинили секретарю ЦК Леониду Федоровичу Ильичеву, а подотделом культуры оставлен руководить все тот же Поликарпов. В 1965 году восстановили самостоятельный отдел культуры. Его опять возглавил Поликарпов.

Дмитрий Алексеевич был догматиком, но он не уходил от сложных вопросов, то, что мог решить, решал. И был бескорыстен.

«От службы он не хотел ничего, — писал заместитель главного редактора „Нового мира“ Алексей Иванович Кондратович, — ни шикарных квартир, ни особых пайков и льгот, — служба была выше. Он служил с душой, а не ради чего-то. Он нисколько не походил на аппаратчиков новой формации, которым только бы урвать, схватить, получить».

Поликарпова невзлюбил секретарь ЦК Леонид Ильичев, обвинял в непозволительном либерализме. Кому-то сегодня Ильичев представляется разумным человеком. Верно забыли, каким он был на самом деле… Леонид Федорович вцепился в талантливый фильм Марлена Мартыновича Хуциева «Застава Ильича», передавший атмосферу Москвы тех лет, настроения и чувства москвичей. Фильм оказался настоящей удачей, а начальство его разносило в пух и прах. Тогда ходила по Москве эпиграмма:

Рвавшийся наверх Ильичев проявил необыкновенную активность. Обвиненный в недостатке бдительности Поликарпов тяжело заболел. Твардовский писал известному публицисту Валентину Владимировичу Овечкину: «Кругом пусто, пойти не к кому, даже о. Поликарпий, от которого порой можно было чего-то добиться, вновь заболел и находится в тяжелейшем состоянии, уже, говорят, не вернется на работу, а может быть, и домой из больницы не вернется».

Поликарпова на посту заведующего Отделом культуры сменил привезенный из Белоруссии Василий Филимонович Шауро. Он прославился тем, что практически никогда не выступал. Он предпочитал молчать. Его предшественник Поликарпов ощущал себя хозяином и был заинтересован в том, чтобы его хозяйство процветало. «О Шауро, — писал Алексей Кондратович, — этого сказать никак нельзя. Хозяйство для него уже не существовало. Есть должность, пост, позволяющий быть, казаться, представляться и присутствовать. А хозяйство со всеми заботами — одна тягость. И от хозяйства карьера может пострадать, переломиться и даже кончиться. Поэтому главная задача и заповедь — ничего не делать, по возможности ни во что ни вмешиваться, ни с кем не портить отношения. Ни о чем не беспокоиться, бездействовать и избегать самого опасного — решений».

В начале 1960-х годов идеологический аппарат ЦК обновился за счет выпускников Академии общественных наук, некоторые из них потом стали докторами наук, профессорами. В сектор художественной литературы пришли Альберт Андреевич Беляев и Александр Алексеевич Михайлов, в сектор кино — Георгий Иванович Куницын, в сектор театров Алла Александровна Михайлова. «Это были молодые люди из провинции, совершенно не знакомые со сложными лабиринтами политической жизни столицы и особенно ее верхушки, — вспоминал Альберт Беляев, недавний моряк и секретарь Мурманского обкома комсомола. — Мы были полны надежд на лучшее будущее, на то, что партия очистится и отделит себя от сталинизма и его преступлений против собственного народа».

Инструктор отдела культуры ЦК Юрий Борисович Кузьменко на внутреннем совещании предлагал отменить предварительную цензуру: пусть главный редактор литературно-художественного журнала сам решает, что ему печатать. Главных редакторов назначает Секретариат ЦК, не нравятся — их сменят. Но система не могла существовать без цензуры, которая не пропускала все, что считала очернительством, клеветой на советский образ жизни. Руководители Главлита твердили: «Каждое произведение литературы и искусства должно работать во славу партии и советской власти».

Главлит — Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете министров СССР — подчинялся Отделу пропаганды ЦК. Фактически руководители цензуры вели себя самостоятельно; они понимали, что система такова: за то, что они запретили совершенно безобидное произведение, не накажут, в худшем случае попросят отменить решение. А если они пропустят нечто недозволенное, то поплатятся своими креслами…

Работники Отдела культуры ЦК пытались вступаться за художников и писателей, доказывали: нет никаких оснований мешать публикации по цензурным соображениям. Следовал прямой вопрос руководителей Главлита:

— Вы берете на себя ответственность?

Брать на себя ответственность никому не хотелось. В Отделе культуры нашли выход: отправляли записку в Секретариат ЦК с предложением передать вопрос о спорной публикации на усмотрение редколлегии журнала.