Эдуард Стрельцов - Владимир Игоревич Галедин
Но вышло наоборот. Матч с Болгарией, похоже, был лишним. Ведь и с австрийским клубом ЛАСК затем спарринг провели. Стрельцов в нём, правда, не участвовал; ему и болгар хватило. Дело в том, что хозяева, потерпевшие несколько чувствительных поражений от старших братьев по социалистическому лагерю, основательно подготовились к игре, несмотря на отсутствие как мотивации, так и футболистов клуба «Левеки», сражавшихся с «Миланом» за тот же Кубок кубков. В первом тайме хозяева остро атаковали, и Дерменджиев уже на 9-й минуте открыл счёт, после чего Кавазашвили не раз спасал свои ворота. Во втором тайме гости также не имели бесспорного преимущества. Склонить чашу весов удалось лишь под конец. Сначала на 72-й минуте удалась результативная комбинация Афонин — Маслов — Аничкин — Стрельцов, а затем, через 12 минут, Эдуард добавил к голу точную передачу на Банишевского, и получилось 2:1. Победа. Так кто же цену за неё посчитал?
Речь о том, что крайне нужный поединок в Вене наши провели «на фоне усталости». Вот что писала местная газета «Экспресс» (цитируется по публикации В. Пахомова из «Футбола»): «Команда СССР была как никогда слабой. Применявшаяся гостями схема 4—3—3 фактически была не освоена ими. Стрельцов, Бышовец, Банишевский выглядели уставшими, а главное, они не проявили особого желания переиграть глухо прикрывших их защитников». Пройдясь тем же манером и по полузащите с защитой, удовлетворённые австрийцы выделили одного вратаря Кавазашвили. Последнее особенно справедливо: Анзор Амберкович выступил и впрямь превосходно: единственный мяч был пропущен ввиду рикошета.
Однако коробит, естественно, когда из одиннадцати отличных футболистов похвалы удостаивается один голкипер. Постараемся разобраться. Известно, например, что австрийцы действовали против Стрельцова индивидуально. Но это давно стало нормой. Почему же в этот раз не удалось приспособиться? Если внимательно перечитать В. Пахомова (а он и «Советскому спорту» предоставил статью), то увидим: в перерыве Эдуард сетует на отсутствие игры в пас. А во второй половине уходит на левый фланг, чем озадачивает опекуна Штамма, таранит оборону хозяев и зряче простреливает на Бышовца, который не забивает на этот раз. То есть момент был. Причём не один. Мяч после удара Аничкина попал в перекладину. Ещё раз затем штангу гости сотрясли. Но, разумеется, ранее таких эпизодов случалось много больше. И, главное, выглядели они закономернее.
Скажем прямо, потенциал Стрельцова ранее использовался эффективнее. А для этой эффективности необходимо движение, партнёры должны предлагать себя для паса. Здесь же отмечался разрыв между линиями: прямое свидетельство усталости коллектива. Перестарались...
Словом, получилось, что матч в Греции 31 октября приобрёл решающее значение. СССР, правда, устраивала ничья. Но как болельщики при новом режиме встретят команду, как настроят власти собственных футболистов?
Надо признать: тревожные прогнозы получили подтверждение. И установку на игру, как А. Ф. Бышовец недавно рассказывал А. Т. Вартаняну, пришлось проводить в посольстве, поскольку при любой диктатуре гостиничные номера ожидаемо прослушиваются. И тренировка прошла по колено в воде, так как шёл дождь, а другой площадки хозяева нашим не нашли. И на стадион команда добиралась полицейским автобусом с зарешеченными окнами — шуточку Стрельцова, небрежно брошенную в тот момент, приберегу на потом.
А значимее всего, разумеется, то, что греки вышли на поединок заряженными и злыми. Обслуживавший встречу швейцарец Готфрид Динст, чуть более года назад работавший главным арбитром на чемпионате мира-66 и не показавший себя бескомпромиссным и бесстрашным рефери, в бушующей Греции попросту решил не рисковать и хозяйской грубости не замечать. Поэтому советских гостей били вполне безнаказанно. Стрельцову доставалось больше всего. На него и вдвоём, и втроём кидались. А отвечать нельзя: «отмашка» на таком чужом поле однозначно обернётся удалением. Потому приходилось терпеть. Действовали по той сверхсекретной установке, что в посольстве усвоили, — на контратаках. И на 50-й минуте Эдуард Малофеев забил победный мяч.
5 ноября «Футбол» радовался успеху искренне, от души (хотя соперник в материале еженедельника ни разу не назван!). Ещё же пятидесятилетие Октября: вовремя, получается, победили — к «красному дню календаря». Основная задача была выполнена. А четвертьфинал европейского чемпионата не так и скоро — весной 68-го. Не исключено, что это и подвигло руководство к судьбоносному решению.
12 ноября в «Футболе» был опубликован документ, который нужно привести целиком:
«Постановлением президиума Центрального совета Союза спортивных обществ и организаций СССР футболистам сборной команды СССР А. Кавазашвили, Э. Стрельцову (оба московское “Торпедо”) и Э. Малофееву (минское “Динамо”) присвоены звания заслуженных мастеров спорта».
А чуть ниже помещены три портрета с небольшим текстом под ними. О Стрельцове сказано следующее:
«Матч сборной страны, в котором впервые участвовал Стрельцов, — со сборной Швеции в Стокгольме — тоже закончился с убедительным счётом 6:0 в пользу наших футболистов. Только было это ровно за десять лет до дебюта Кавазашвили — 26 июня 1955 года. В том же году он возглавил список бомбардиров чемпионата страны (15 мячей), а в следующем — в составе сборной страны стал олимпийским чемпионом.
В зрелые годы игра Стрельцова обогатилась новыми красками. Из футболиста, славившегося умением забивать голы, он превратился в дирижёра атаки, умело руководящего действиями молодых партнёров».
Кавазашвили и Малофеев, зрелые мастера, никакими «молодыми партнёрами» Стрельцову, понятно, не являлись. Но им звание «заслуженного» присвоено было впервые, а Эдуарда Анатольевича его ранее лишили. Потому, может, стоило написать в его случае: «вернуть», «восстановить»?
Тут вот какая вещь: звание заслуженного мастера спорта в СССР могли отобрать на какое-то условное время, а потом тихо вернуть. Это когда нужно было «отреагировать» (примеры есть, однако углубляться не будем) или устроить нечто «показательное».
У Стрельцова совсем иная история: без малого десять (!) лет минуло с тех майских дней 58-го, когда его унижали, а снятие звания считалось мерой само собой разумеющейся. Поэтому, припоминая данные обстоятельства, отнести то постановление к счастливому, но в целом ординарному событию не представляется возможным.
Хотя бы оттого, что многие футболисты, находившиеся в расцвете сил в конце 50-х, попросту повесили бутсы на гвоздь — безо всякого преследования со стороны властей и,
