Айседора: Портрет женщины и актрисы - Фредерика Блейер
В это время Ирма приехала в Германию по делам, связанным со смертью ее матери, и она воспользовалась возможностью заехать в Париж, чтобы повидать Айседору. Встреча их была очень радостной, хотя Айседора и упрекнула Ирму за то, что она вывезла школу в Китай, не спросив ее мнения. Ирма ответила, что она не может спрашивать разрешения у Айседоры «всякий раз, когда я хочу танцевать со своими ученицами (потому что они и мои, вы должны это знать)… Я говорила ей, что заработала право на равное партнерство и не потерплю больше этой чепухи об эксплуатации. Она восприняла все очень по-дружески и во всем со мной согласилась»36. Что бы на самом деле ни думала Айседора37, но этот разговор, очевидно, расставил все акценты. Ирма виделась с Айседорой еще несколько раз перед возвращением в Россию, и расстались они в дружеских отношениях.
Тем временем Сесиль Сарторис, член комитета, занималась необходимыми приготовлениями для выступления Айседоры в театре «Могадор», и танцовщица сидела на диете, усиленно репетируя перед появлением на публике впервые за несколько лет. Выступление состоялось 8 июля 1927 года. Она как бы предчувствовала, что это ее прощальное выступление, и выбрала для него только серьезные работы: «Искупление» Цезаря Франка, печальную и нежную «Аве Мария» Шуберта, вторую трагическую часть «Неоконченной симфонии», увертюру к «Тангейзеру» и «Жизнь и смерть Изольды», которые исполнялись перед сначала притихшей, а потом плачущей и аплодирующей публикой.
Вскоре после этого концерта Элис Спайсер, которая направлялась на Ривьеру с другом, предложила Айседоре и Мэри Дести поехать с ними. Айседора с готовностью согласилась. Хорошо зная участников поездки и поэтому предвидя неприятности, Серов решил поехать в Ниццу самостоятельно. Однако на следующий день Элис и Айседора разругались38. Компания распалась, и Айседора отправилась в поездку вдвоем с Мэри. В Ниццу они приехали не только без денег, но и в долгах. Поскольку Айседора принципиально отказалась ехать во втором классе поезда, что позволяли их средства, им пришлось нанять автомобиль в кредит. В Ницце они встретились с Витей, прибывшим туда поездом. Айседоре необходимо было найти какое-то жилье. Ее студия, к сожалению, не подходила для этой цели, поскольку там не было спален и вдобавок протекала крыша. Поэтому она сняла номер в дорогом отеле, но было очевидно, что необходимо придумать что-то другое.
В связи с этим Витя решил вернуться в Париж, чтобы что-то предпринять. По словам Мэри, он очень нервничал из-за того, что ничем не мог помочь Айседоре. Сам он говорит, что его сильно раздражало поведение Айседоры, которая теряла время и деньги, развлекая в «Негреско» друзей, которые, может быть, «что-то сделают» для нее. Эти развлечения, как объясняла Мэри, помогали им продлить кредит в отеле: «Люди не должны думать, что у нас нет денег». Вите такое поведение представлялось абсурдным, и он чувствовал, что может принести больше пользы в Париже. После долгих споров Айседора была вынуждена согласиться с тем, что ему стоит уехать.
В тот вечер, когда он уехал, Айседора чувствовала себя очень одиноко и не могла найти себе места. Она предложила Мэри прогуляться в Порт-Хуан, где было кафе на берегу моря. Пока подруги ели, внимание Айседоры внезапно привлек симпатичный мужчина за соседним столом. Через несколько минут этот мужчина, владелец гаража, встал, чтобы уйти. Все еще находясь в грустном настроении, Айседора махнула ему рукой, а он в ответ поклонился, прежде чем уехать на своем «бугатти».
На следующий день после отъезда Серова Мэри и Айседора переехали в небольшой недорогой отель возле ее студии. Это оказалось весьма неудачным решением, потому что вскоре администрация отеля предупредила женщин, что им придется выехать, если до воскресенья не будет внесена плата. Айседора еще не успела продать права на американское издание своих мемуаров, которые к этому времени уже были закончены, и долгожданный денежный перевод, полученный Мэри из дома, тут же был пущен в дело. И снова они остались без денег. От отчаяния Айседора предложила Мэри встретиться с Парисом Зингером, который в этот момент находился на мысе Святого Жана, недалеко от них.
Мэри дружески относилась к ним обоим, и ей очень не хотелось описывать ужасное положение, в котором находилась Айседора, ее бывшему любовнику. Тем не менее она наняла машину (опять в кредит) и, скрывая страх, подъехала к шикарной вилле Зингера, где назвала себя. Зингер был рад встрече с Мэри, но отказался дать денег для Айседоры. Он сказал, что танцовщица потратит их за несколько дней.
Когда Мэри рассказала Айседоре о результатах разговора, танцовщица ничего не сказала в ответ, но страшно побледнела, и вокруг ноздрей у нее залегла складка, выражавшая ее страдание. Она никогда не забывала о Зингере и теперь чувствовала себя униженной из-за отказа. На следующее утро, однако, раздался стук в дверь: на пороге стоял Зингер. Мэри писала: «Я думаю, что после моего ухода ему стало жалко Айседору. Ему всегда было ее жалко, но никто не мог вынести ее экстравагантности. Между ними не было ни объяснений, ни вопросов, только дружеские приветствия… Любви или желания они друг к другу уже не испытывали. Только жалость и нежность с одной стороны и счастье оттого, что она все еще любима — с другой». Когда Мэри, оставившая их наедине, вернулась после отъезда Зингера, Айседора воскликнула:
«Он прекрасное, прекрасное существо, и я люблю его. Думаю, он единственный, кого я действительно любила»39.
«Как ты можешь так говорить, Айседора? Скажи мне правду. Кого ты действительно любила больше всех?»
«Сказать по правде, Мэри, я не знаю. Мне кажется, что я любила каждого из них до самой глубины души, и, если бы Тед, Лоэнгрин, Архангел и Сергей стояли сейчас передо мной, я не знала бы, кого мне выбирать. Я любила и до сих пор люблю их всех…»
Это перекликается с тем, что Айседора написала в мемуарах о своих возлюбленных: «Если я когда-то полюбила их, то
