Людмила Анисарова - Новиков-Прибой

Враг стремительно продвигался вперёд. В первые же дни войны началась эвакуация граждан, о чём Михаил Пришвин 6 июля записал в своём дневнике: «Москва и Ленинград потихоньку эвакуируются, и уверенно никто не скажет, что Москва не будет взята немцами. Но всякий знает, что Россия останется неразбитой страной и без Москвы».

В ночь на 22 июля начался первый налёт вражеской авиации на Москву. Около 250 тяжёлых бомбардировщиков пытались прорваться к столице, но в большинстве были рассеяны на подступах к городу. Было сбито 22 самолёта. Налёт продолжался пять с половиной часов. Одна фугасная бомба попала в Кремль, перебила перекрытие Георгиевского зала Большого Кремлёвского дворца, но по счастливой случайности не взорвалась.

Американский писатель Э. Колдуэлл, находившийся в это время в Москве, писал: «На здания и улицы сыпались тысячи зажигательных бомб величиной с рекордный оранжерейный огурец. Недели учебных тревог дали свои результаты: пожарным и московским гражданам, дежурившим на всех крышах, удалось обезопасить свой город от огня. „Зажигалка“ не успевала упасть, как её засыпали песком или швыряли в бочки с водой, которые стояли на всех чердаках и крышах. Алые сполохи занимающихся пожаров, как правило, гасли почти сразу же — пожарные быстро справлялись с огнём… Сотни прожекторных лучей вонзались в небо. Непрерывно били зенитные батареи, расположенные кольцом вокруг Москвы, а также зенитные пулемёты и лёгкие пушки, установленные на крышах».

Михаил Пришвин записывает: «В 10 вечера, когда ещё было светло, прилетели самолёты врага и сыпали на Москву до 4-х часов утра зажигательные бомбы. Вышли из подвала около четырёх, кругом везде были пожары большие и маленькие».

Алексей Силыч перевозит семью на дачу.

Из воспоминаний Нины Александровны Новиковой:

«В апреле 1941 года моего мужа Анатолия взяли на переподготовку на три месяца во Владивосток, а в июне началась война…

Вся семья переехала жить на дачу в Тарасовку…

После ввода продовольственных карточек оказалось, что из всей семьи только у Алексея Силыча была служащая карточка, остальные были иждивенческие и две детские…

Семья наша была большая, да кроме этого приходила сестра Марии Людвиговны — Анжель Людвиговна Шестаковская с двумя сыновьями…

Позже Алексей Силыч помог выехать из блокированного Ленинграда своей племяннице Адровой Марии Селивёрстовне с дочерью Раей. Они тоже временно жили с нами. Народу было много, но у всех был кров над головой…

Для всех находил Алексей Силыч доброе слово и всем оказывал помощь…»

Ирина Алексеевна Новикова рассказывает об этом времени так:

«Мы голодали. Тогда отец попросил проезжавших на машине на фронт солдат привезти ему убитую лошадь. Этой лошадью мы питались всю зиму да ещё кормили голодных друзей-писателей, родственников. Где-то за своё выступление отец получил вместо гонорара ведро патоки. Это было такое богатство! На следующий год весь участок на даче был засажен картошкой, собрали 16 мешков».

Алексей Силыч заботится о семье и внимательно следит за событиями на фронте, готовясь откликнуться на них словом. «…Мы обретаемся на даче. Сделали бомбоубежище. Несмотря на войну, я продолжаю заниматься литературой. Написал несколько откликов, напечатанных в разных газетах», — сообщает Алексей Силыч в письме Перегудову.

В ночь на 7 августа над столицей был совершён первый в истории авиации ночной таран, уничтожен вражеский бомбардировщик. За этот подвиг младшему лейтенанту Виктору Талалихину присвоили звание Героя Советского Союза. В конце октября 1941 года он, защищая родной город, погиб.

7 октября газета «Вечерняя Москва» напечатала статью Новикова-Прибоя «Наши женщины». Комментируя строки из поэмы Некрасова, Алексей Силыч пишет о русской женщине:

«Любовь к родине, борьбу за её свободу и счастье она ставит выше властного и ревнивого чувства любви к себе. Она удваивает свою любовь к человеку, мужу, отдавшему всю свою жизнь на борьбу за счастье родины. И всегда русская женщина была верна себе: на протяжении всей нашей многовековой истории, когда отечеству угрожала опасность, она становилась рядом с отцами, мужьями и братьями, как равная, на защиту родного очага. Бесправная и забитая в быту, она в бою вырастала в свободную гражданку и в высоком патриотическом порыве часто превращалась в героиню. Народная память в преданиях и былинных образах сохранила нам немало эпизодов, рисующих подвиги русской женщины».

Автор вспоминает монголо-татарское нашествие и нашествие Наполеона, Гражданскую войну. И вот теперь — новая беда, и русский народ снова встал на защиту своей родины:

«С величайшим мужеством, доблестью и геройством уничтожает он вторгшиеся полчища немецких оккупантов, проявляя чудеса храбрости и самоотверженности. За землю, за волю, за созданную счастливую трудовую жизнь борется он. Нет меры, нет числа его подвигам! И в этих подвигах, в этой борьбе он не одинок: ему помогает, его вдохновляет на борьбу всё она же, наша родная русская женщина! Провожая на фронт мужа, сына, брата, она неизменно даёт ему один наказ: бить, уничтожать до конца вражеские силы — и стойко благословляет на смерть, если это будет необходимо. Оставаясь дома, здесь, в тылу, она в патриотическом порыве проявляет чудеса трудового героизма, заменяя на производстве ушедших мужчин. В тысячах томов не перечислить того, что порождается трудовым героизмом женщин на необъятном пространстве нашей Родины!..»

В те времена такие слова не называли «громкими» — их слышали, как набат, их воспринимали разумом и сердцем, они помогали на фронте и в тылу. Они были нужны.

20 октября за подписью И. В. Сталина было опубликовано постановление ГКО, в котором, в частности, говорилось: «Ввести с 20 октября 1941 г. в городе Москве и прилегающих к городу районах осадное положение».

28 октября в четыре часа утра у колонн Большого театра взорвалась полутонная бомба, разрушившая часть фасада. На другой стороне взрывной волной и осколками вышибло окна в гостинице «Метрополь» и сорвало часть крыши.

Москва становилась прифронтовым городом. Столицу покидали те, кто ещё не успел эвакуироваться. Железнодорожные станции были забиты составами с промышленным оборудованием и музейными ценностями: поезда не успевали вывозить их на восток. Над затемнённой Москвой поднимались, чтобы зависнуть на всю ночь, сотни огромных аэростатов воздушного заграждения. По пустынным улицам через весь город в эти ночные часы ускоренным маршем проходили войска — подкрепление фронту, а он неумолимо приближался к столице. Враг рвался к Москве, где Гитлер планировал 7 ноября 1941 года парад своих войск.