Илья Виницкий - Дом толкователя
224
Русский перевод этой книги, выполненный В. М. Канивальской с французского перевода доктора Дюзара, сделанного, в свою очередь, с английского перевода госпожи Краун, см.: Ребус. 1902. № 21; 1904. № 25. Жизнеописание доктора Кернера см.: Watts; а также в: Ребус. 1902. № 21–22.
225
Успехом пользовалась и книга Кернера о другой ясновидящей — девушке из Орлаха: «Geschichten Besessener neurer Zeit» 1834 года (из этой книги Одоевский почерпнул сюжет для своей новеллы «Орлахская крестьянка», 1838).
226
Обратим внимание на этот мотив слепоты, традиционно отличающий образы поэта (Гомер, Мильтон) и прорицателя (общим местом спиритуалистской литературы было утверждение, что духовное зрение обостряется при физической слепоте). В творчестве Жуковского символическая тема духовного зрения приобретает важное значение в конце 1840-х — начале 1850-х годов. См. далее.
227
Еще при жизни Кернера его дом стал спиритуалистским и оккультным центром Европы (см. статью «Дом Юстинуса Кернера в Вейнсберге» в: Ребус. 1908. № 50. С. 7–8, а также книгу сына Кернера Теобальда «Das Kernerhaus und siene Gaste» [Stuttgart. 1897]).
228
Метафизическое значение вопроса о привидениях очень хорошо почувствовал заинтересованный читатель книги Кернера В. К. Кюхельбекер. В своем дневнике (апрель 1845 года) он писал по поводу «Ясновидящей из Префорста»: «Этот вопрос ведет очень далеко <…> тут делать нечего, непременно должно принять возможность для существ бестелесных сообщаться с нами или перестать быть христианином». И далее: «Для меня книга Кернера именно потому чрезвычайно отрадное явление, что она крепит во мне веру в своего спасителя» (Кюхельбекер: 424–425).
229
В библиотеке Жуковского имелась также книга Кернера «Geschichte zweyer Somnambulen» (Karlsruhe, 1824; с посвящением автора) (Лобанов: 200).
230
Знаменательно, что в символическом мартирологе Жуковского конца 1830-х — 1840-х годов выделяется тема преждевременной смерти дочери друга и нравственных страданий последнего (смерть Сарры Толстой, Марии Радовиц, Мии Рейтерн). Эта трагедия осмысляется поэтом как важнейшее испытание для веры отца. См. статьи «О смерти. Из письма к Н. В. Гоголю» (1847) и «Иосиф Радовиц» (1850). Смерть «расцветшей невесты-дочери» и страдания ее родителей описываются в «Агасвере» (1851–1852).
231
Ср.: «Тот человек, который в течение своей плотской жизни стоит перед завесою и не может открыть ея, заключает из этого, подобно эмпирикам, что то, чего нельзя видеть и слышать, не может существовать. А между тем самые неопровержимые доказательства показывают, что те формы, которые не воспринимаются нашими чувствами, так же реальны, как и те, которые мы можем чувствовать» (Ребус. 1904. № 24. С. 5).
232
В своей теории духовидения Кернер опирался на учение одного из основателей спиритуализма XIX века доктора Иоганна-Генриха Юнга-Штиллинга. Так, кернеровский nervengeist восходит к световой субстанции Юнга, одевающей душу и соединяющей ее с телом. Штиллинговское «происхождение» имеет и идея срединного мира, населенного духами: «узилище мертвых» Гадес, своего рода «пневматологический» инкубатор, куда попадают души умерших сразу после смерти (Штиллиг: IV, 305–315). Факт существования привидений для Штиллинга неоспорим, но в них, по его мнению, нет совершенно ничего чудесного, и он уверял своих читателей, что придет время, и люди «будут смотреть на выходца из того мира не иначе как на редкий метеор, не основывая ничего на нем» (Там же: 318). Пафос его учения о загробном мире — в опровержении рационалистической философии («гордого разума»), ведущей к безбожию и революции. Учение Штиллинга было весьма популярно в России (Гершензон: 125).
233
Вопрос об отношении к привидениям в православном воззрении на загробную жизнь выходит далеко за рамки нашей дискуссии. Заметим лишь, что центральным пунктом расхождения православной картины загробного мира с западной, прежде всего католической, является отсутствие в первой чистилища, откуда могли бы являться неуспокоенные души. О спорах о привидениях внутри западной церкви существует богатая литература (см. ее обзор в: Greenblatt).
234
История о видении Карла XI, рассказанная Жуковским со ссылкой на Мериме, — одна из самых популярных историй о привидениях в Европе. Соперничать с ней в этом отношении может разве что история о Белой женщине, являющейся в течение нескольких столетий в немецких замках и предвещающей смерть их владельцам (это привидение упоминается Жуковским в «Очерках Швеции», 1838; о нем см. в примечательном сборнике «Некоторые любопытные приключения и сны из древних и новых времен». М., 1829).
235
А. С. Янушкевич справедливо замечает, что статья «Нечто о привидениях» «стала поистине вероисповеданием романтического художника, который видел свой долг в том, чтобы быть „сторожем нетленной той завесы, которою прея нами горний мир задернут, чтоб порой для смертных глаз ее приподнимать и святость жизни являть во всей ее красе небесной“…» (Янушкевич 1997. 274–275).
236
Ср., например, хрестоматийное из «Кубка» (1831): «И мыслью своей не желай дерзновенно // Знать тайны, Им мудро от нас сокровенной» (Жуковский 1980. II, 145).
237
Напомним, что работа над статьей о привидениях начата Жуковским 1 января. Это одно из характерных для него новогодних сочинений (отсюда, возможно, и традиционно «святочная» тема). Новому году он всегда придавал символическое значение: единство начала и конца, прощание и надежда; в поздние годы — возвращение к истоку (ср.: «Каждый Новый год есть всход на новую ступень лестницы, ведущей к отечественному дому»), «Конец года имеет что-то разительное, что-то таинственное, — писал он великому князю Константину Николаевичу 28 декабря 1841 года. — Тут же невольно мысль обращается на жизнь, на ея важное знаменование, на ея быстроту, на ея конец и на то, что после этого конца должно совершиться». В Новый год «живее вспоминаешь о тех, которых более уже нет», и в самом ходе часов «слышишь как будто шаги чего-то невозвратимо ушедшего» (Жуковский 1867. 32–33). Самое время для материализации «милых призраков».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});