Арнольд Гессен - Жизнь поэта

К. П. Брюллов. С портрета В. Тропинина.

В те же дни Пушкин посетил выставку привезенной художником К. П. Брюлловым из Италии картины «Последний день Помпеи».

Помпея - древнеримский город около Неаполя был, как известно, разрушен в 79 году до нашей эры и засыпан пеплом при извержении Везувия, причем погибло около двух тысяч человек. В течение почти восемнадцати веков город оставался под пеплом, и лишь в конце XVIII века начались его раскопки.

Огромное полотно Брюллова с августа 1834 года находилось в Зимнем дворце, весною 1835 года было выставлено в Академии Художеств. Затем картину показал Леман в своем балагане на Адмиралтейской площади.

Пушкин, впечатленный картиной, написал стихотворение:

Везувий зев открыл - дым хлынул клубом - пламя

Широко развилось, как боевое знамя.

Земля волнуется - с шатнувшихся колонн

Кумиры падают! Народ, гонимый страхом,

Толпами, стар и млад, под воспаленным прахом,

Под каменным дождем бежит из града вон.

Под черновиком стихотворения поэт нарисовал центральную группу картины - двух мужчин, несущих своего отца.

* * *

К поэзии поэт обращался от случая к случаю, но внимание его привлекла вышедшая в Париже книга «Гузла, или Сборник иллирийских стихотворений, собранных в Далмации, Боснии, Хорватии и Герцеговине». Автором его был острый и оригинальный французский писатель Проспер Мериме.

На основе этого сборника Пушкин создал цикл «Песен западных славян». Одиннадцать из них были переделкой прозаических текстов песен в книге Мериме. Две переведены из сербских источников, три сочинены самим Пушкиным - «Песня о Георгии Черном», «Воевода Милош» и «Яныш Королевич». В основе последней песни тот же сюжет, что и в драме «Русалка».

* * *

А. С. Пушкин. С картины Б. Дехтерева.

Пушкин продолжал вести свой «Дневник». Это свидетельские показания летописца для потомства. Пушкин к этому и стремился. «Замечание для потомства» - читаем мы под одной записью. С января 1835 года Пушкин был очень «занят Петром» и записывает: «На балах был раза 3; уезжал с них рано. Придворными сплетнями мало занят. Шиш потомству...»

Записей, касающихся литературных вопросов, в «Дневнике» очень мало.

«В публике очень бранят моего «Пугачева», - записывает Пушкин, связывает это с именем товарища министра народного просвещения Уварова и дает ему в «Дневнике» уничтожающую характеристику: «Уваров большой подлец... Это большой негодяй и шарлатан... он у детей Канкрина был на посылках... Он крал казенные дрова...»

По поводу Уварова и назначения М. А. Дондукова-Корсакова вице-президентом Российской академии Пушкин пишет И. И. Дмитриеву: «Уваров фокусник, а Дондуков-Корсаков его паяс. Кто-то сказал, что куда один, туда и другой: один кувыркается на канате, другой под ним на полу».

И награждает Дондукова-Корсакова эпиграммой:

В Академии наук

Заседает князь Дундук.

Говорят, не подобает

Дундуку такая честь;

Почему ж он заседает?

Потому что есть чем сесть.

После этой эпиграммы имя «Дундук» стало нарицательным. Между прочим, последний стих приведен здесь в измененной, смягченной тогда редакции.

14 декабря 1833 года в «Дневнике» появилась запись: «11-го получено мною приглашение от Бенкендорфа явиться к нему на другой день утром.

Я приехал. Мне возвращен «Медный всадник» с замечаниями государя. Слово кумир не пропущено высочайшею цензурою; стихи

И перед младшею столицей

Померкла старая Москва,

Как перед новою царицей

Порфироносная вдова -

вымараны. На многих местах поставлен (?), - всё это делает мне большую разницу. Я принужден был переменить условия со Смирдиным...»

О дневниковых записях Пушкина известный исследователь П. Е. Щеголев заметил: «Пушкин преследовал исторические задачи, но историческое дело он творил, как художник... Когда Пушкин заносил ту или иную деталь на память потомству, он смотрел на нее, как на деталь картины, которую нарисует в будущем на основании записей «Дневника» или он. сам, или неведомый читатель и исследователь».

* * *

Галерея 1812 года в Зимнем дворце.

Пушкин нередко посещал Галерею 1812 года в Зимнем дворце, где художник Дау увековечил образы М. И. Кутузова, М. Б. Барклая де Толли и их трехсот тридцати двух боевых сподвижников.

Посетив ее в 1835 году, Пушкин написал стихотворение «Полководец». Оно начинается с описания Галереи:

У русского царя в чертогах есть палата:

Она не золотом, не бархатом богата;

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Толпою тесною художник поместил

Сюда начальников народных наших сил,

Покрытых славою чудесного похода

И вечной памятью двенадцатого года.

Нередко медленно меж ними я брожу

И на знакомые их образы гляжу,

И, мнится, слышу их воинственные клики.

Из них уж многих нет; другие, коих лики

Еще так молоды на ярком полотне,

Уже состарились и никнут в тишине

Главою лавровой...

Дальше Пушкин отдает дань памяти предшественника Кутузова - Барклая де Толли, «вождя несчастливого», чей «суров был жребий».

По поводу этого стихотворения появилась критическая заметка, обвинявшая Пушкина в том, что он не упомянул в нем М. И. Кутузова.

Пушкин объяснил, что стихотворением своим он хотел лишь воскресить память о Барклае де Толли, который навсегда останется в истории высокопоэтическим лицом, не успевшим оправдать себя перед глазами России, но достойным удивления и поклонения.

В то же время поэт высоко оценил роль Кутузова: «Слава Кутузова неразрывно соединена со славою России, с памятью о величайшем событии новейшей истории. Его титло: спаситель России, его памятник - скала Святой Елены! Имя его не только священно для нас, но не должны ли мы еще радоваться, мы, русские, что оно звучит русским звуком?»

Еще в 1831 году Пушкин писал, стоя перед гробницею Кутузова: