Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря - Вольфганг Викторович Акунов
Верными сторонниками диктатора были также патриции Клавдий Нерон и Долабелла.
Лагерь приверженцев диктатора был крайне пестрым и неоднородным, а мотивы, побуждавшие их присоединиться к Цезарю. — самыми разными. Не вызывает удивления тот факт, что реабилитированный и возвращенный Гаем Юлием в Град на Тибре из изгнания консуляр поклялся в вечной верности «до гроба» своему «спасителю». Но то, что консул, в свое время торжественно вручивший перед всем сенатом меч Помпею для защиты Отечества от «мятежника» Цезаря, внезапно вспомнил о своем родстве с Цезарем, после того, как Цезарь одолел Помпея, невольно заставляет усомниться в искренности этого «забывчивого» господина хотя бы в одном из этих двух случаев…
16. Вся сила в вас, квириты…
Из-под пера неоднократно упомянутого в настоящем правдивом повествовании верного сторонника Цезаря, историка и публициста Саллюстия Криспа вышли два сочинения, заслуживающие, скорее всего, быть названными «открытыми письмами». Первое сочинение Саллюстия датируется, вероятнее всего, временем еще до начала гражданской войны, второе — вероятнее всего, временем после победы Цезаря над «помпеянцами» в сражении при Тапсе.
Письма к Цезарю по своей литературной форме представляют собой увещевательные послания (симбулевтика, суасориа, или свасориа), известные в греческой литературе со времен Платона (письма VII и VIII) и Исократа («К Никоклу»), в римской — со времени Цицерона («К брату Квинту», I, 1 и 2). В письмах Саллюстия были выражены откровенное преклонение автора перед Цезарем, непоколебимая вера в него и в его способность «обустроить» Рим. В обоих письмах Саллюстий осуждал жестокости времен гражданской войны между Марием и Суллой и последней гражданской войны, между Помпеем и Цезарем.
В обоих письмах их автор фактически изложил обширную программу социально-политических реформ, рекомендованную секретарем Цезаря своему патрону, набор необходимых действий, выведенный из результатов проведенного Саллюстием анализа упадка римского общества вследствие упадка римской общественной морали. Саллюстий явно верил в то, что только Цезарь может восстановить в государстве порядок после всех потрясений, сопряженных с гражданской войной и упадком нравов, обуздать своеволие знати, отнять у денег и богатств их значение, возвратить свободу римскому народу, улучшить его нравы, ввести тайное голосование при избрании магистратов и в суде, увеличить число сенаторов. В письмах Саллюстия ярко отразились ожидания проникнутой идеализмом части «популяров», их представлений о характере необходимой Риму коренной реформы государственного устройства и жизненных норм.
Вопрос о причинах упадка нравов в Римском государстве, по мнению римских историков, начавшегося в конце III веке до Р. Х., но ставшего особенно заметным по окончании Третьей Пунической войны (в 146 году, когда Сципионом Африканским Младшим был разрушен Карфаген) и связанного с притоком в Италию захваченных богатств и рабов, являвшийся одним из главных для Саллюстия в его дальнейшем творчестве, был поднят им уже в его письмах к Цезарю.
Картина состояния римского государственного организма, нарисованная Саллюстием, была чрезвычайно мрачна, прямо-таки плачевна. Меры исцеления, которые Саллюстий имел смелость рекомендовать Цезарю, в принципе были направлены фактически на восстановление древних республиканских порядков. Рим рассматривался Саллюстием как Город, а не как государство. Развиваемые Саллюстием в письмах Цезарю идеи обновления народа и сената наглядно свидетельствуют о том, насколько Гай Юлий на практике успел отдалиться от представлений своих прежних товарищей по партии «популяров». Вынашиваемую и претворяемую в жизнь Гаем Юлием концепцию «Рима-империи», предусматривавшую создание сильной централизованной «вертикали власти» в сочетании с широкой автономией провинций отделяли от предлагаемой Саллюстием концепции «Рима-города» целые световые годы, или «дистанции огромного размера» (как выразился бы полковник Скалозуб из грибоедовского «Горя от ума»). Из писем Саллюстия, между прочим, становится понятно, почему старые «популяры», друзья и соратники «потомка Венеры» первых лет его политической карьеры, впоследствии присоединились к заговору против своего прежнего товарища, ставшего всесильным диктатором. Цезарь перестал быть одним из них. «Популяры» перестали считать Гая Юлия «своим».
Страшно далекими от реальности представляются современному читателю предложения Саллюстия в области финансовой политики. Достаточно верно объяснив упадок римского «общего дела» стремлением к роскоши, он давал Цезарю, давно уже ставшему «кондотьером» римской плутократии, поистине трогательный в своей наивности совет, прежде всего, лишить деньги их значения, хотя принятые Цезарем финансово-политические меры преследовали прямо противоположную цель.
Совершенно не соответствует устремлениям Гая Юлия и предложение публициста касательно необходимости реформировать государство. Цезарь действительно стремился реформировать римское государство, но только путем замещения вакантных мест в сенате своими ставленниками, обеспечивая себе тем самым возможность манипулировать государством, а не укреплять его традиционные основы.
Не вызвали (да и не могли вызвать) у Цезаря положительного отклика и предложения Саллюстия демократизировать политическую жизнь Города. Гаю Юлию требовался гибкий, эффективный административный аппарат, реагирующий на его приказы с быстротой хорошо объезженной лошади, мгновенно повинующейся своему всаднику. Он вовсе не стремился к укреплению демократических традиций, грозящих оказаться, в конечном итоге, препятствием и тормозом на пути реализации его властных амбиций и даже основой для возникновения оппозиционных настроений.
Немаловажное место в письмах Саллюстия занимали советы, касающиеся «обновления народа». Под «обновлением народа» Саллюстий понимал уменьшение численности римского столичного плебса, политизацию и усиление роли народных масс. Он предлагал переселить значительную часть жителей Столицы в специально выведенные для этого колонии, населению которых надлежало быть смешанным, состоящим как из «старых», так и из «новых» римских граждан. Цезарь действительно выводил колонии, но его колонии имели совершенно иной характер и служили совсем иной цели — умиротворению его ветеранов. Предложение расширить участие народа в государственной жизни, наверняка, вызывало нескончаемые приступы хохота у аристократического «нобилитета», ибо общение и обращение Цезаря с римским плебсом, наряду с одновременными попытками «гладить его по шерстке» посредством определенных уступок, было проникнуто стремлением полностью отстранить «столичную биомассу» от политической жизни.
Одной рукой Цезарь давал народу подарки, субсидии, «хлеб и зрелища», другой — отбирал у народа права и привилегии.
Кстати, о «хлебе и зрелищах». Действительно щедрые раздачи зерна, оливкового масла, денег, грандиозные игры и даровые угощения народа в связи с триумфами Цезаря имели и свою оборотную сторону. Число граждан, бесплатно получавших от государства зерно, было уменьшено с трехсот двадцати до ста пятидесяти тысяч. Что лишь частично может быть объяснено значительным сокращением населения Рима
