Александр Махов - Рафаэль

— Вы не поверите, — сказал он Рафаэлю, — но это чудо произошло ровно точь-в-точь за год до избрания Его Святейшества на папский престол. Это, безусловно, было знаком свыше.

Рафаэль понял намёк и написал одно из выдающихся своих произведений, вызвавшее бурный восторг современников. Вся эта фреска из-за наличия окна как бы поделена на три части, в которых действие развёртывается почти одновременно. Она целиком построена на световых эффектах, которые в ту пору были для итальянской живописи в новинку. Подобный сюжет Рафаэль видел во флорентийской капелле Бранкаччи у Мазаччо, но присутствующий там ангел написан в привычной колористической манере живописи Кватроченто без всякого сияния. Чтобы понять это загадочное новшество, можно предположить только одно, что Рафаэль побывал в Ареццо, где видел светоносную фреску «Сон Константина» кисти Пьеро делла Франческа, хотя нет сведений о его пребывании в том тосканском городе. Но там бывал его отец, который мог рассказать любознательному сыну о работе своего учителя. Остаётся лишь признать, что этот удивительный эффект ночного освещения от трёх разных источников — сияющего ореола ангела, бледного небесного светила и горящего факела — получился у Рафаэля по наитию как ещё один предвестник барокко.

Над оконным проёмом в центре изображена тюрьма с мощной железной решёткой, за которой исходящее от ангела яркое сияние высветило мрачную темницу и спящего апостола Петра, закованного в цепи, концы которых держат двое спящих вооружённых стражников. Правее сцена вызволения апостола, который ещё не отошёл ото сна и робко ступает, ведомый ангелом-спасителем. Исходящее от небесного посланца сияние скользит по руке и стопе Петра, а затем по стальным латам двух спящих на ступенях охранников. Слева ночное небо с проглядывающим сквозь тучи полумесяцем, а внизу горящий факел и четыре вооружённых стражника в латах. Разбуженный исходящим через тюремную решётку ослепляющим сиянием один из них, стоящий спиной к зрителю, будит остальных, объявляя тревогу.

Работа над фреской была нелёгкой, но радостной. Как-то в зал заглянул Лев X с небольшой свитой и пригласил Рафаэля проследовать с ним в Сикстинскую капеллу.

— Мы не спрашиваем вашего мнения о росписи плафона, — сказал ему папа, — ибо там всё само говорит за себя. А что вы скажете о настенных фресках, которые со временем поблёкли и не радуют глаз?

Рафаэль осторожно принялся объяснять, в чём ценность работы прежних мастеров из Умбрии и Тосканы, особо выделив фрески Пьеро делла Франческа и Перуджино. Он посчитал своим долгом вступиться за славных художников, сыгравших выдающуюся роль в развитии итальянского искусства.

— Весьма похвально, — ответил папа, — что вы столь рьяно защищаете работу своих собратьев по искусству, но нам даже в голову не пришло бы замазать или сбить эти фрески, как это случилось совсем недавно в ватиканских станцах. У нас совсем иные планы.

Из дальнейшей беседы с папой стало понятно, что в нынешнем её виде капелла не отвечает своему прямому назначению. Во время богослужения вряд ли хочется задирать голову кверху и разглядывать написанные на потолке фрески, а стены в их нынешнем виде не способствуют созданию атмосферы собранности и торжественности, которая должна быть в главной капелле христианской церкви. Необходимо придать ей более торжественный облик, украсив златоткаными шпалерами.

Глава XVIII НОВЫЕ ГОРИЗОНТЫ

Перед Рафаэлем была поставлена гигантская задача создать серию рисунков и картонов на тему «Деяния апостолов», по которым фламандские ткачи должны изготовить десять шпалер, предназначенных для украшения нижней части продольных стен Сикстинской капеллы. Взявшись за необычный для себя заказ, Рафаэль ознакомился с современным ему состоянием шпалерного ткачества, где тон задавали фламандские мастера, которые в основном придерживались традиций средневекового искусства с детальной разработкой и постепенным развёртыванием действия, когда на одной шпалере порой помещалось несколько эпизодов. Им было незнакомо перспективное построение, картины были плоски с обилием бытовых подробностей. Фламандские ковры отличались строгим лаконичным колоритом под стать скромной природе равнинной Фландрии. Долгое время центром коврового ткачества считался французский город Аррас, из-за чего шпалеры по-итальянски называются arazzi. В 1478 году город был захвачен королём Людовиком XI и разграблен, и традиционное ткачество переместилось в Брюссель.

Вклад Рафаэля в развитие шпалерного искусства Европы велик и бесспорен. Его раскрашенные картоны, которые со временем из мастерской брюссельского ткача Питера ван Альста разбрелись по всему свету, достигнув даже русской Калуги,56 напоминали по композиции классическую итальянскую фресковую живопись на фоне развёрнутого холмистого пейзажа с фрагментами архитектуры и чётко организованным пространством. Работа над картонами была завершена, как явствует из ватиканского платёжного регистра, 20 декабря 1516 года.

Слава рафаэлевских картонов превзошла даже его ватиканские фрески, которые не были доступны публике: ими могли любоваться лишь избранные. Картоны получили широкое распространение в качестве образцов для гравюр на дереве и на меди. Именно по ним мир судил о Рафаэле как о непревзойдённом рисовальщике, наделённом богатейшей фантазией. Особую известность получили картоны, выполненные в основном Рафаэлем, «Чудесный улов», «Призвание апостола Петра», «Исцеление хромого» и «Смерть Анании». На остальных «Ослепление Элимы», «Жертвоприношение в Листре», «Обращение Савла», «Проповедь Павла в Афинах», «Мученичество Павла» и «Побиение камнями дьякона Стефана», по мнению исследователей, чувствуется рука учеников и прежде всего Франческо Пенни и Джулио Романо. Понадобилось более трёх лет для изготовления самих шпалер, прежде чем они были доставлены в Рим и развешаны по стенам Сикстинской капеллы.

Ссылаясь на мнение очевидцев, Вазари пишет, что шпалеры вызвали восторг римлян. Невозможно было понять, каким образом посредством ниток удалось передать с такой тонкостью и достоверностью фигуры людей, дома, деревья, животных и птиц, словно они написаны кистью художника? Несмотря на восторженные слова Вазари, картоны Рафаэля были куда более совершенны и впечатляющи, нежели вытканные по ним шпалеры. Всем им была уготована незавидная участь. После смерти Льва X они были заложены, так как не стало и главного кредитора папы Агостино Киджи, а в мае 1527 года при разграблении Рима ландскнехтами Карла V многие шпалеры были украдены или разрезаны и по частям проданы. Лишь в 1818 году оставшаяся их часть была выкуплена папой Пием VII и с тех пор находится в Ватиканском дворце.