Анатолий Сульянов - Берия. Арестовать в Кремле

Жуков шел замыкающим. На улице была по-летнему прохладная ночь — самое темное время суток, и Жуков, отозвав Москаленко, рассказал примерный план дальнейших действий. Заканчивая разговор, Жуков предупредил:

— При попытке к бегству стрелять без предупреждения!

В просторной машине Булганина места хватило всем; рядом с Берия сели Батицкий и Юферов с пистолетами в руках.

На улицах Москвы было безлюдно и тихо; городской транспорт стоял, жители спали, и только одиночные машины с зеленым огоньком нет-нет да и проскакивали навстречу.

Поездка была последней надеждой Берия; он верил в то, что настало самое благоприятное время его освобождения: машины с боков, машины спереди и сзади, короткая схватка, — и вся охраняющая его группа будет уничтожена. Может достаться и ему… Главное, успеть выбить пистолет из рук Батицкого: этот не остановится ни перед чем, его убрать в первую очередь.

Неожиданно машину ослепил встречный автомобиль; шофер резко затормозил, и грузный Батицкий едва удержался, чтобы не стукнуться о перегородку со стеклом, разделяющую салон на две части. Берия обрадовался, крутанул головой из стороны в сторону, но ни сзади, ни с боков машин не было…

Его поместили в одиночную камеру гарнизонной гауптвахты. Камера оказалась узкой, сухой, с табельным табуретом и убирающейся в стену койкой. Берия хмыкнул: сколько довелось видеть арестованных в камерах Лубянки, Лефортова, Бутырки. Думал ли, что и самому придется обитать в такой бетонной норе…

Первым начальником караула особого назначения (КОН) был назначен сорокатрехлетний генерал-лейтенант Павел Федорович Батицкий — в недавнем прошлом требовательный, строгий комкор с крутым, суровым характером, нередко прибегавший к разносам и «взбадриванию» подчиненных с помощью мощного баса, сотрясавшего воздух так, что дребезжали стекла в окнах, а у стоявших рядом людей долго вибрировали барабанные перепонки. Сейчас именно такой начальник и был необходим — непреклонный, не отменявший своих решений, не позволявший оспаривать его указания.

Спустя неделю арестованного скрытно перевезли в подземное помещение штаба Московского военного округа; там же, в оборудованных кабинетах, разместилась вся группа охраны, в которую по указанию министра был введен генерал-лейтенант Андрей Гетман. Теперь штаб МВО охранялся танками, бронетранспортерами, усиленными нарядами хорошо вооруженных патрулей.

38

Встал вопрос о следствии и прокуроре, которым надо было доверить ведение всего дела. Хрущев предложил сорокашестилетнего Романа Руденко, назначив его Генеральным прокурором СССР.

— Романа Андреевича все знают. Он являлся государственным обвинителем СССР на Нюрнбергском процессе, когда судили гитлеровскую верхушку. Тут процесс тоже необычный и, я думаю, доверить надо Руденко. Он — депутат Верховного Совета СССР.

С Хрущевым согласились не все. Некоторые власть держащие предложили других обвинителей и следователей и даже тех, кто «правил» этой службой в период и «ленинградского дела», и совсем недавно прекращенного «дела врачей», а они, разумеется, могли бы значительно ослабить и вину Берия, и повернуть процесс в другую сторону. Хрущев проявил упорство, сумев доказать острую необходимость назначения Генеральным прокурором СССР Романа Руденко. С ним наконец согласились.

В той сложной обстановке не все было ясно, не все вели себя так, чтобы четко определить свои позиции; сказывалась приверженность людей недавнему руководству, опасения высказать свое искреннее отношение к делу, объективную оценку событий.

Следствию помогали и простые советские люди, и осужденные, томящиеся в лагерях беззаконно, и должностные лица, спешившие поделиться пережитым.

Большое число писем шло в адрес советского правительства, ЦК КПСС, в прокуратуру СССР. Какое-то время следствие не имело доказательств причастности Берия к мусаватистской разведке, да как они могли быть, когда почти все те, кто работал с Берия в то далекое время, были им уничтожены. И вдруг на имя секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева приходит письмо «…от члена КПСС с 1940 года Сафронова Николая Федоровича.

Работая с 11 мая 1920 года в Чрезвычайной комиссии Грузии, я впервые увидел Берия, когда он приехал в Тбилиси из Баку на должность начальника СОЧ (секретная оперативная часть). С ним прибыли Деканозов — секретарь СОЧ и Мильштейн — личный секретарь Берия.

…В период, когда после Багирова М. Д. председателем Азербайджанской ЧК был назначен Фриновский Михаил Петрович, были обнаружены (1931–1932) архивы за 1920 год об аресте Берия Азербайджанским ЧК в 1920 году. АзЧК арестовал Берия Лаврентия Павловича по обвинению в службе мусаватистской охранке. На документе была резолюция: “Освободить. Вано Стуруа”»…

Что это? Случайность? Или чья-то команда? Ответ на этот вопрос скорее всего дадут историки, но факт остается фактом: освобождение Берия из-под стражи произошло опережающе по отношению к телеграмме Кирова об аресте и предании суду всех, кто состоял в мусаватистской охранке…

Характерно, что и в процессе следствия 1953 года, и после него в центр продолжали поступать документы, свидетельствующие о службе Берия в охранке. Так Министерством внутренних дел Грузии была направлена телеграмма для доклада Министерству внутренних дел СССР и лично министру генерал-полковнику Круглову С. Н.: «Направляется копия прошения о помиловании осужденного Ибрагима Мамед Касум-оглы, в которой указывается о службе ныне разоблаченного врага народа Берия в мусаватистской разведке в 1919 году, обнаруженная в Центральном архиве МВД ГССР.

«От 29.11.1933 г. ЗАК ЦИК. Я служил не один, а с крупными революционерами, как, например, с тов. Берия, Касумом Измайловым, Али Байрамовым. Я поступил на службу в контрразведку (т. е. мусаватистскую охранку. — А. С.) не с целью политической борьбы, а в силу безработицы после моей долголетней работы на частных фирмах. Я работал не самостоятельно, а под непосредственным руководством сотрудника контрразведки, ныне генерального секретаря Заккрайкома тов. Берия, что, безусловно, исключает антикоммунистический характер моей деятельности…»

Разумеется, что ссылки автора обращения в ЦИК Закавказья стали для него роковыми, ибо всякий, кто был хоть немного связан с мусаватистской охранкой, немедленно предавался суду и расстреливался. Не избежал этой участи и Ибрагим Мамед Касум-оглы — он знал то, чего не должен был знать никто…

В процессе следствия по делу Берия выяснялись все новые и новые факты преступной деятельности Берия, связанные не только с государственными интересами, а и с его личной моральной распущенностью, давно перешедшей в преступления.