Камрань, или Последний «Фокстрот» - Юрий Николаевич Крутских
Да и служба порой — не бей лежачего: ни тебе шикарных аварий с многочисленными жертвами, ни марш-бросков на тридцать километров, ни героических будней на переднем крае, ни погонь со стрельбой, ни освобождения заложников… Видимо, как ни крути, нет на подводном флоте места для подвига.
— Но бывают же нештатные ситуации! С авариями и с героическими усилиями по их устранению! — возразите вы и уничижительно посмотрите на меня.
— Бывают, — соглашусь я. — Иногда и с жертвами… Но кто от них застрахован? Даже самолёты порой падают. И что теперь, каждому пассажиру заранее звание Героя России давать? Поэтому служба как служба, ничего экстраординарного. А если командир и старпом знают своё дело, то есть дерут личный состав по полной программе, то для подвига нет и никаких объективных предпосылок.
Где герои? Кто они? Командир, у которого в предложении из трёх членов все три именно члены и — матерные? Штурман, во время шторма валяющийся под столом в кают-компании и просящий его пристрелить? Карьерист-механик, в возрасте сорока пяти лет дослужившийся аж до старшего лейтенанта? Доктор, которого потенциальные пациенты боятся, от которого в панике разбегаются, будучи даже мёртвыми? Да и матросы не лучше — беспредельщик Самокатов, алкоголик Кульков, блаженный Юшкин… С кого брать пример?! Что это за герои? Зачем я их повытаскивал на свет? То-то и оно…
Эх, хочется в конце задвинуть что-нибудь этакое!.. Модное ныне слезливо-сопливое. Чтобы у суровых читателей — адреналин и холодный пот по спине, а у чувствительных читательниц — истерика и слёзы фонтаном из глаз! Но что придумать? Может быть, пока ещё есть возможность, утопить? Устроить шторм на подходе к Владивостоку, показать героическую борьбу со стихиями, примеры мужества, самопожертвования и несгибаемой твёрдости? После чего всех одним махом… Да, шикарный мог бы получиться сюжетец, пальчики оближешь! И всё сразу становится на свои места — героические образы, светлая память на века…
Но нет! Не могу. Жалко. Обойдёмся без лишнего пафоса. Столько подводных миль с ними пройдено, столько пудов морской соли съедено, столько шила выпито! Пусть живут. Может быть, ещё на что пригодятся…
Других героев у меня всё равно нет, придётся довольствоваться этими. Да и до́роги они мне все почему-то.
К проливу Босфор Восточный подошли вечером, но в базу сразу не впустили — то ли традиционного поросёнка не успели заколоть, то ли оркестр вовремя не собрался. Переночевали на якоре в ближней бухте. Ночью на корабле, похоже, никто так и не спал — возбуждение от предстоящей встречи с Родиной, последние приготовления…
И вот — восемь утра, народ давно уже толпится на мостике, вполголоса переговаривается, поглядывая то и дело на восток, словно переживая — не отменяется ли сегодня рассвет?
Но нет, всё, похоже, идёт по плану: ещё темно, но уже алеет, переливается тонкая полоска на горизонте. Ширясь и растекаясь по выпуклому краю земли, она постепенно разгорается и скоро перерастает в пожар. Как зачарованные, с надеждой и опаской все смотрят на это таинство зарождающегося дня. Кровавым заревом над страной встают отмороженные девяностые…
Что-то с нами станется, как раскидает нас жизнь? Кто выплывет, кто потонет? Многое можно было бы рассказать…
Не знаю, буду ли ещё писать, но на всякий случай не прощаюсь.
