Олег Гордиевский - Следующая остановка - расстрел
Но едва он приступил к выполнению задания, как пришла другая телеграмма, предписывавшая ему приостановить на время посещение этого места. Вскоре Никитенко отправился в отпуск, возложив на меня руководство отделением, что случилось в моей практике впервые. Пока он находился в отпуске, пришла еще одна телеграмма, с поручением нашей резидентуре подобрать для того же агента из Франции два тайника, достаточно емких, чтобы в них мог уместиться небольшой кейс. Я попросил офицера из сектора КР, работавшего в торговом представительстве СССР, подыскать одно такое место, другое же я решил подобрать сам. Поскольку я был слишком загружен работой, мне пришлось прибегнуть к помощи одного из своих осведомителей-англичан, и он посоветовал мне воспользоваться неким весьма старым захоронением в тихом, поросшем лесом укромном уголке на Бромптонском кладбище, у Фэлхэм-роуд.
— Когда вы придете туда, найдите огромный каменный дуб: возле него-то и находится эта безымянная могила, сказал он. «Каменный дуб» более распространенное у нас название падуба — англичанин произнес по-русски.
На указанное мне кладбище я отправился с Лейлой и детьми в ближайшую же субботу. Проходя по центральной аллее, я обратил внимание на то, что посетителями кладбища были по преимуществу мужчины. Шли они, как правило, парами, некоторые были в шортах. Подобное несоответствие окружающей обстановке вызвало у меня недоумение, и только потом я узнал, что сия юдоль печали — излюбленное место встреч разного рода распутников и извращенцев. Неподалеку от задней ограды мы подошли к небольшому участку, густо заросшему травой и кустарником. Надгробной плиты, о которой упоминал мой осведомитель, я так и не нашел, зато мое внимание привлек могильный камень, стоявший почти вертикально. У самого его основания имелось небольшое углубление, малоприметное из-за плотно окружавшей его густой травы. После того как я обследовал этот идеальный для нашей цели потенциальный тайник, мы вернулись домой.
Как выяснилось потом, все наши хлопоты оказались напрасными. Неделями мы наблюдали и за улицей возле кинотеатра, и за тайниками, но — тщетно. А затем нам сообщили, что этого знаменитого агента можно уже не ждать: шифровальщик французской военной разведки по имени Абривар умер от рака. Нельзя сказать, чтобы французской DST или Управлению территориального наблюдения, — столь уж быстро удалось узнать, кому же именно обязаны они исчезновением у них ряда секретных материалов: чтобы выйти на этого человека, ему потребовалось два с лишним года. Желая получить более или менее точное представление об ущербе, нанесенном Франции этим предателем, вышеупомянутая служба была полна решимости разыскать похищенные им документы и, узнав в конце концов, где они находятся, сумела похитить их у бывшей любовницы Абривара.
В августе месяце, когда я проводил в Москве свой отпуск, меня вызвали в Центр, где в верхах решался вопрос обо мне, и там я вновь встретил Грибина, занимавшего теперь пост начальника англо-скандинавского отдела.
С аккуратно подстриженными усами и худощавым лицом, внешне он почти не изменился. И хотя в душе он был подхалим и карьерист, я должен все же признать, что по отношению ко мне он проявил истинное дружелюбие.
— Олег, — сказал он, — я знаю, что вы превосходно справились бы с ролью моего заместителя. И — в сугубо гипотетическом плане — мне очень хотелось бы видеть вас в этой должности. Однако трудность состоит в том, что вы работаете сейчас за рубежом: пошел всего лишь третий год вашего пребывания в Лондоне. С другой стороны, работа резидента там…
Он принялся рассказывать мне, как после высылки из Англии Гука его буквально обложили со всех сторон представители различных лобби и кланов в Первом главном управлении. Каждая из этих группировок во всю старалась пропихнуть кого-нибудь из своих протеже на пост резидента в лондонском отделении КГБ. Он же, со своей стороны, вот уже несколько месяцев отстаивает мою кандидатуру и, соответственно, отвергает всяческие попытки отдельных клик навязать ему своего человека. Телефонные звонки, угрозы, подношения, мольбы — все пущено в ход. И кому же из кандидатов, представленных высшему руководству на рассмотрение, удалось обойти всех остальных? Этим счастливчиком оказался никто иной, как Виталий Юрченко, человек с примитивным солдафонским мышлением. В 1975–1980 годах он отслужил один срок в Америке, но только в качестве сотрудника службы безопасности в советском посольстве в Вашингтоне, оперативной же работой за рубежом никогда не занимался.
— Разве могу я направить такого человека в Лондон?! — гневно воскликнул Грибин. — Он же не справится там с этой работой. Станет разыгрывать из себя важного чинушу при важной должности, и это все, на что он способен. В общем, я категорически выступил против его кандидатуры. Единственный человек, которого я желал бы видеть на этом посту, это — вы.
Затем он сказал, что ему приходится действовать крайне осторожно и осмотрительно.
— По мере возрастания чьих-либо шансов стать главой лондонского отделения, — заметил он, — обстановка накаляется все сильнее, интриги плетутся еще искуснее и заметно усиливаются подлые, грязные попытки этого человека дискредитировать.
Он пообещал писать мне в Лондон, чтобы я знал, как подвигается дело.
Потом тихо, чуть ли не шепотом, сообщил, что в Центре только о том и говорят, что в ближайшем будущем ожидает и КГБ, и народ, и отозвался с большой теплотой о новом, подающем надежды политике Михаиле Горбачеве, который в конце года намеревается посетить Англию. КГБ, сказал Грибин, пришел к заключению, что это самая лучшая фигура для вывода страны из того положения, в котором она оказалась, и что сам Комитет сделает все, чтобы помочь этому человеку, хотя, естественно, в скрытой, завуалированной форме, чтобы никто ни о чем не догадывался.
— Поэтому, когда он соберется в Лондон, мы попросим вас прислать нам краткий, но достаточно полный и глубокий анализ обстановки в Англии, — сказал в завершение нашей беседы Грибин. — Такой, чтобы, изучив этот документ, он мог быть воспринят англичанами как человек исключительно высокого интеллекта.
Как-то раз вечером Грибин пригласил меня к себе домой на ужин с его женой Ириной и дочерью Еленой, которую когда-то все звали Аленкой. Когда я видел ее в последний раз в Дании, она была десятилетней девчушкой, и я решил преподнести ей в подарок имевшееся у меня прелестное издание шотландской поэзии, в переводах русского поэта Константина Бальмонта.
Поскольку Бальмонт, живший на стыке двух веков, в коммунистическую эпоху считался в нашей стране ярчайшим представителем декадентства, достать его произведения в Советском Союзе было невозможно, и упомянутую выше книжку я купил во время загранкомандировки. Я понимал, что Аленка за прошедшие шесть с лишним лет подросла, и тем не менее, нажав на кнопку звонка, не был готов к тому, что увидел, переступив порог квартиры Грибина. У обоих ее родителей — у Николая с его узким лицом и у Ирины, наполовину еврейки, с восточными чертами лица, — были темные волосы, рядом же с ними стояла белокурая русская красавица с очаровательной мордашкой, длинноногая, стройная, с тонкой талией и пышными бедрами. Казалось, что она только что сошла с картины, написанной в академической манере лет сто назад.
