Иван Миронов - Замурованные: Хроники Кремлёвского централа
Из соседнего дворика доносится художественный свист под музыку к «Джентльменам удачи», талантливо и чисто, без шипения и фальши.
— Соседи! — после очередного проигрыша раздается за стеной.
— Говори! — отзываюсь я.
— Вань, ты? Это Фил, здорово! — представляется нотариус.
Фаиль Садретдинов, которого все зовут Филом, один из фигурантов дела по убийству главного редактора русской версии журнала «Форбс» Пола Хлебникова. Следствие считает Фила организатором убийства. Но присяжные его оправдали. Через четыре дня после выхода на свободу нотариуса вновь арестовали, на этот раз по обвинению в мошенничестве с квартирой. Менты за оправдательный вердикт, который вскоре отменил Верховный суд, мстили открыто, нагло и безжалостно. По 159-й статье профессиональный судья приговорил Фила к девяти годам колонии. В довесок Садретдинову слепили еще одно дело, и опять о мошенничестве с жильем, а на горизонте маячил новый процесс по убийству Хлебникова. Фил не унывал и не сдавался, заражая жизнью скучных арестантов. Объявлял голодовки, резал вены, грыз ментов… За свою непреклонность Фил уже на тюрьме заработал еще одно дело, которое триумфально выиграл. Дело это сложилось из нескольких эпизодов: покрыл нецензурой судью и прокурора, прикусил конвоиру «четвертый палец левой руки»… Но самые яркие события случились у Фила со следователями Генеральной прокуратуры.
В напряженном разговоре с обвиняемым следователь по особо важным делам Олег Вячеславович Пипченков предупредил его в своей развязной ментовской манере — «не ссы против ветра». Нотариус внял угрозе и помочился по ветру, по которому как раз сидел Пипченков. Кстати, обмоченный мусор подсох и быстро пошел на повышение, через год возглавив следственную группу по Кумарину.
Второе недопонимание между следствием и Филом, по мнению следствия, возникло во время ознакомления Садретдинова с материалами уголовного дела по мошенничеству. Он попросил отвести его в туалетную комнату, где из листа бумаги заготовил пакет с дерьмом, после чего, вернувшись в следственный кабинет, «из мести за исполнение следователем Мартыновым своих обязанностей», нанес ему удар в лицо рукой, в которой находился пакет, испачкав экскрементами одежду потерпевшего и причинив ему «суборбитальную гематому левого глаза». За месть, говно и немного космоса нотариус пошел по особо тяжким, в том числе за «применение насилия в отношении представителя власти», что по совокупности тянуло лет на пятнадцать. Кровожадность сыграла с экскреметальными мусорами злую шутку. Воспользовавшись особо тяжкой статьей, Фил потребовал присяжных, которые его и оправдали. После победы эпизод с дерьмом адвокатесса подсудимого Анна Ставицких прокомментировала так: когда Садретдинов знакомился с материалами дела, то обнаружил в них фальсификацию, после чего написал следователю отвод. «Следователь предложил моему доверителю подтереться этим отводом. И он (Фил. — Примеч. авт.) в точности выполнил указание следователя. Но он его не бил и не мазал экскрементами, что доказано в суде». (См.: «Коммерсант» от 18 апреля 2008 года.)
Прогулка на «шестерке» похожа на интернет-форум: зашел, обозначился, влился в общую беседу, разносящуюся над бетонными колодцами.
— Костя, ты последние дни в Мосгор ездил? — кричит Фил.
— Ездил, — отзывается Братчиков.
— Банду Френкеля видел?
— Поломали ребят мусора.
— Серьезно?
— Больше всех Половинкину досталось. Он с ними биться начал.
— С ними драться бесполезно, — со знанием предмета рассуждает за стенкой нотариус. — Их увечить надо. Я мусору палец откусил. Не представляете, какое наслаждение слушать, как они визжат, словно свиньи. Я, конечно, не людоед, но мусора сожрал бы даже со звездочками…
— Один три! — раздалось с другого конца продола.
— Говори! — ответили где-то рядом.
— Серега, здорово. К нам еще один контрабандист заехал.
— Что-то много их стало, — присоединился к беседе Фил. — Разводят, как осетров. Икры только мало мечут.
— Нам хватает, — подмигнул я Латушкину. — Конечно, не белужья, но чем богаты.
— Два восемь, здорово! Как там Гриша поживает? — спрашивает Саня Авдеев, значит, неподалеку гуляет камера «один семь».
— Не кашляет. Не хата, а лавка чудес. Вода заряженная никому не нужна? У нас с нее два лысых за неделю обросли, — отзываюсь я.
— Нужна, — откликаются слева.
— Меняем ящик «аква-минерале» на бутылку водопроводной заряженной.
— Лучше меняем Грабового на Френкеля, а сверху даем еще мешок запариков, — предлагает Кудрявцев из «один семь», где прописан опальный банкир.
— Чудеса на запарики?! Ха-ха! Даже не обсуждается. У нас сейчас от пачки сигарет телевизор сто каналов принимает. Гриша руками поводил, поплевал, и работает круче любого спутника, а ты говоришь Френкеля…
— Гриша телефонную связь наладил через лейку душа и выделенку через парашу, — продолжает хвастаться Братчиков. — Может и вас за тушенку телефонировать.
— Костя, зачем ты такое говоришь, — вполголоса бормочет Грабовой. — Менты могут услышать и психологический контроль установить.
— Кстати, порчу снять-наслать, проклянуть кого, отворот-приворот, стопроцентный результат, гарантия! Обращайтесь! — несется с нашего дворика.
— Кого привораживать-то? — звенит смех Фила.
— Например, судью или прокурора.
— Эти пидоры и так ко мне неравнодушны.
— Зря вы такое говорите, — продолжал бормотать Григорий, глупо улыбаясь. — Назначат психологический контроль.
— Гриша, не гони, — отмахиваюсь я. — Достал ты со своим психологическим контролем. Мы тебя пиарим вовсю, а ты недоволен.
— Наиграетесь, нам отдайте. Только аппарат не сломайте, — кричит Авдеев.
— Какой аппарат? — шепчет бледный Грабовой с намеком на возмущение.
— Вестибулярный, — поясняю я.
— Кстати, Вань, я тебе говорил, что знаком с братом твоего терпилы? — это уже меня спрашивает Костя.
— С Игорем?
— Да.
— Как впечатление?
— Умница, блестящий ученый, бессребреник, ездит на лохматой «девятке». Наука, семья, дети… Наш, питерский…
— Как у них с братом?
— Более мерзкого отклика о Толике, чем из уст родного брата, я не слышал. Игорь говорит, ему стыдно носить одну фамилию с родственником. Толя обаятелен, талантлив, но подонок конченый, причем я даже не беру его профессиональную деятельность — сплошные 159-е по четвертой. Он подонок прежде всего с родителями и родственниками. Даже не представляешь, что мне Игорь рассказал… Кроме него самого, больше никого не существует. Кстати, на одном приеме я пересекся с Анатолием Борисовичем, сдуру ляпнул, что знаком с его старшим братом. На этой теплой ноте наше мимолетное знакомство тут же и кончилось. Но по схемам распила государственного бабла равных ему нет. Причем если что: «Ребята, я же не для себя, для всех стараюсь. Поровну. А, не поровну?! Ну, так это аппарат наелся!»
