Розмари Салливан - Дочь Сталина
Из долгих разговоров с Мардж Хаякава Светлана начала понимать, почему преданность Уэса Талиесинскому братству была абсолютной. «Слишком много сил было вложено, он весь там», — говорила ей Мардж. Светлана грустно заключила: «Это было теперь моей задачей — приспосабливаться к его жизни, соглашаться, идти в ногу, и, возможно, изменить всю мою натуру, для того чтобы сохранить семью». С новорожденной девочкой на руках она вернулась в Висконсин.
Казалось, Уэс был счастлив со своей новой семьей. Он сказал, что всегда хотел иметь дочь. Она радовалась, услышав его слова, сказанные когда они были в гостях у друзей в Висконсине с маленькой Ольгой: «Ты вернула меня к жизни. Все эти годы я был мертв». Она была изумлена: «Никто в жизни никогда не говорил мне таких слов».
Светлана все еще надеялась на скотоводческую ферму «Альдебаран». Брэндок был в восторге от своей новой роли фермера. Хотя все стадо коров голштинской породы, которое купила Светлана, погибло за зиму, она дала ему денег на новое стадо, которое стоило 92 тысячи долларов. Он построил новое хранилище для силоса, подновил старый амбар и выписал племенного быка из Колорадо. Сидя с ребенком на крыльце дома, пока мужчины смотрели, как идут дела на ферме, она чувствовала блаженство и безмятежность. Об этом моменте Светлана написала больше, чем пятнадцать лет спустя:
Летом 1971 года, я сидела однажды вечером на передней терраске этой фермы с трехмесячной Олей, засыпавшей на руках. Огромный ирландский волкодав лежал у моих ног. Я покачивалась в старом деревянном кресле-качалке и смотрела на дорогу и долину, расстилавшуюся перед нами. Был тихий вечер, и все окутывал золотой свет предзакатного солнца. По дороге возвращалось домой большое стадо, позванивали колокольчики на ошейниках коров. Вдалеке на дороге я видела фигуры Уэсли и его тридцатилетнего сына: они стояли, засунув руки в карманы брюк, обсуждая дела на ферме. Качалка тихо покачивалась, Оля мирно спала, и я думала, что вот он: наивысший момент моей жизни. У меня есть семья, я — дома в этой стране, и вся моя жизнь теперь будет одним сплошным мирным днем тихого счастья, как этот вечерний свет. Мне казалось, что ничто никогда не отнимет у меня той спокойной уверенности, которую я испытывала, сидя здесь, окруженная моей новой семьей, любуясь моей новой страной, такой прекрасной именно в этих краях. Этот момент мира и счастья — наивысшая точка всего моего американского существования — врезался в память навсегда… Все было тогда таким радующим — здоровый ребенок, славный муж, щедрое лето и прекрасные громадные взбитые облака над этой изумрудно-зеленой землей.
Но самое интересное — это то, каким временным промежутком она определила свою счастливую семейную жизнь — один час.
Но когда Уэс и его сын вернулись домой, Брэндок дал понять, что, если у Светланы есть желание переехать на ферму, то ему это совсем не нравится. Ее пасынок требовал «приватности» для себя, к нему приезжала из города знакомая девушка. Уэсу не нравилось, что Светлана «вмешивалась в дела фермы». Он требовал, чтобы она была в Талиесине. Светлану глубоко обидело отношение их обоих. Она неожиданно поняла, что Брэндок никогда не считал себя ее сыном; она для него была только человеком, который дает деньги. Между ними не было никакого тепла, они никогда и не были семьей. Но Светлана не была готова отказаться от Уэса. Вступив на свою «тропу семейной жизни», она вынуждена была бороться.
Светлана жаловалась Аннелизе Кеннан:
Я чувствую себя эгоисткой, все время сосредоточенной на себе и абсолютно не имеющей никакого опыта семейной жизни. Почти всегда я жила одна с детьми, находясь в разводе. Я не знаю, как быть самой обычной хорошей женой. А это как раз то, в чем Уэс очень нуждается… Я знаю (и вы тоже знаете), что жизнь в Талиесине очень трудна для такой индивидуалистки, как я. Но, помимо этого, есть что-то внутри меня, что не дает мне быть такой хорошей женой, как хотелось бы… Я должна найти способы преодолеть это и научиться, как быть хорошей женой. Слишком поздно, да? Пожалуйста, не смейтесь надо мной. Вы знаете, вы просто идеально играете эту трудную роль… Аннелиза, я не могу разрушать семью. Я должна спасти ее и, даже больше, сделать так, чтобы в ней приятно было жить. Я должна найти какую-то черту своего характера, которая позволит сделать это, но пока я не знаю, как.
Развод всегда казался мне самым лучшим решением всех проблем, но сейчас мне кажется, что еще можно что-то сделать… Мне все кажется, что судьба для чего-то свела нас вместе и наградила нас прекрасным ребенком… Но я совершенно не знаю, как построить свой дом, как его создать? Пожалуйста, научите — как?
Почти невозможно заглянуть в сердце взаимоотношений, понять взаимодействие одной личности с другой. Конечно, Уэсли Питерс иногда чувствовал, что его холостяцкий образ жизни может вызвать бурю, но он по ее собственной воле превратил Светлану в один из талиесинских экспонатов. Как с сожалением заметил его ученик Арис Джордж, который искренне восхищался и Уэсли Питерсом, и Светланой, Уэс и Ольгиванна вместе обыграли Светлану, хотя он настаивал на том, что Уэс из-за этого чувствовал себя виноватым.
Но оправдывать Уэсли Питерса трудно. То, как свободно он пользовался деньгами Светланы, было просто аморальным. Оглядываясь назад, с горечью и пониманием Светлана видела, что он просто играл с ней: «Он женился на мне из-за моего имени. Если бы меня звали Ниной или Мэри, он бы даже на меня не посмотрел. Но куда сильнее его привлекали деньги». Мистическое швейцарское золото Сталина тенью настигло ее. Это было очень грустно. Но куда хуже было то, что Светлана полностью приспособилась к нуждам Уэсли и его сына. Она создала у себя в голове образ идеального мужчины, который обеспечит ей безопасность и искренность в отношениях и который будет нуждаться в ней. В тот момент она еще не готова была сдаться, но Уэсли Питерс никогда не был тем мужчиной для семейной жизни, которого она себе придумала.
Вернувшись в братство, Камал Амин заметил противостояние, возникшее между Ольгиванной и Светланой, но он больше винил в нем Светлану: «Обида и недовольство (между ними) были вызваны бурным темпераментом Светланы… Ее мягкий нежный облик скрывал под собой злость, накопленную за сорок лет жизни в Советском Союзе». Но он не подумал спросить себя, как это она сохранила всю эту злость так долго?
Последней каплей стала сцена перед переездом в Аризону, когда Ольгиванна позвала ее к себе в дом и заявила, что в войне между ними виновата только Светлана.
Когда Ольгиванна спросила, что ей не нравится в Талиесине, Светлана не могла ответить: «Все». Поэтому она сказала, что просто хочет мира. Она заверяла Ольгиванну, что все будет хорошо. Неожиданно Ольгиванна притянула Светлану к себе и заглянула ей в глаза. Светлана испугалась:
