Осип Черный - Немецкая трагедия. Повесть о К. Либкнехте

Дошли до квартала, где не были, кажется, целую вечность. Подъезд оказался незапертым; может, так было заранее условлено. Они стали подыматься по широкой комфортабельной лестнице. Словно бы город и не подвергался совсем недавно разрушению.

Дверь приоткрыла дама в халате, со взбитыми волосами. Связной произнес что-то шепотом, она сняла цепочку и впустила ночных гостей.

— Пожалуйста, вот сюда, — сказала она тихо и проводила пришедших в отведенную для них комнату.

Вильмерсдорф, Мангеймская улица, дом с лепной отделкой. После бедности нойкельнского жилища комната в квартире врача показалась барской.

Собираясь покинуть их, хозяйка стала объяснять, где что находится.

— Мы вас и так стеснили и лишили покоя, — со свойственной женщинам деликатностью заметила Роза.

— Ради бога, не говорите о таких пустяках. Вы о семье, где к вам отнесутся с уважением, которого вы заслужили.

— Спасибо, большое спасибо.

Надо было обладать большим мужеством, чтобы в условиях террора приютить их у себя. Хозяева, надо думать, знали, какой опасности подвергают себя.

Пошептавшись в коридоре с хозяйкой, связной вернулся попрощаться с ними. Либкнехт спросил о связи с газетой.

— Об этом не беспокоитесь. Только ни при каких условиях не покидайте квартиру.

Они остались вдвоем. Все пережитое за последние дни переполняло обоих. О сне думать было невозможно. Опять возникла мучительная необходимость сопоставить свое отношение к тому, что произошло: ни Карл, ни Роза не умели накапливать в одиночку выводы, требовавшие анализа и полные драматизма.

Роза все время настаивала на постепенности действий. Значит, права оказалась она? Но разве можно было бросить на произвол судьбы рабочих, восставших почти стихийно? Предоставить их самим себе?

— Они и были брошены на произвол! — с жаром сказала Роза.

— Хорошо, попробуйте изъять хотя бы одно звено в цепи событий, возможно это? — возразил Либкнехт.

Он стал все восстанавливать: попытку свалить Эйхгорна, гневный ответ старост, призыв к массам… Где же разрыв, который привел к катастрофе? Солдаты, обещавшие поддержать рабочих и в последний момент отошедшие в сторону? Неумение вести уличные бои? Отсутствие твердого руководства?

Стоило дойти до последнего пункта, как Либкнехта охватывало жгучее чувство вины. Роза старалась этого не касаться.

— Ах ты, боже мой, а дорожную чернильницу не захватили с собой! — вспомнила вдруг она.

Либкнехт окинул комнату взглядом и обнаружил на столе большой массивный письменный прибор. Вероятно, их поместили в кабинете хозяина.

— Надо поспать, а то голова не работает, — решила Роза.

Она потребовала, чтобы Карл занял диван, а сама растянулась на узкой кушетке, стоявшей у противоположной стены.

Накрывая ноги пледом, Роза заметила:

— Это хозяева принесли… Великое все-таки дело — человеческая забота.

Долго еще оба ворочались беспокойно, хотя и старались не мешать друг другу.

Чеканные и горячие абзацы нового памфлета всплывали как бы сами собой. Роза тихонько подошла к столу, зажгла, затенив сначала, настольную лампу, проверила, хорошо ли закрывает окно драпировка, опасливо оглянулась на Карла и написала название: «Порядок царит и Берлине!»

А он лежал, не подавая вида, что не спит. В голове складывались абзацы статьи, последней его статьи. Вопреки всему, что творилось, она была пронизана оптимизмом и верой в завтрашний день. Пускай врагам удалось сотворить свое черное дело, пускай они вновь хозяева положения, революция будет шагать по немецкой земле, какие бы низости сейчас ни творились. Так он и назовет статью: «Вопреки всему!» — и в ней снова и снова провозгласит свой символ веры.

И тут острая мысль пронзила Либкнехта: во имя чего он исступленно сражался всю жизнь? Почему пламя ярости пожирает его даже в эти роковые часы и в то же время он полон такой стойкой веры?

В исстрадавшейся его душе возникло вдруг реальное чувство гармонии, справедливости и добра, человеческого достоинства, которое попиралось в течение столетий и которое будет возвращено всем угнетенным, полного равенства и всеобщего доброжелательства, которые утвердятся в конце концов на земле. Чувство это ослепило его подобно молнии. Вспышка осветила лица товарищей, рядом с которыми он сражался в эти трагические дни и которых больше нет в живых, бесконечно близкие ему лица детей и Сони. Вслед за тем вновь возникли страшные физиономии провокаторов и душителей из числа наемников Носке.

Но гвардия наемников не насытилась еще кровью расстрелянных и убитых. Ей нужны были завершающие жертвы. Ей нужны были Карл Либкнехт и Роза Люксембург.

Некий Штадлер, вернувшийся из русского плена ярым ненавистником большевизма, принялся искоренять то, что именовалось большевизмом немецким. В эту колонку версталось все, что хотя бы отдаленно напоминало революцию.

Заручившись поддержкой сверхмагнатов Германии, Штадлер развил бурную деятельность. Стиннесы, Тиссены, все сверхбогачи, выслушивая и одобряя зверские его планы, выкладывали, не скупясь, деньги на подавление революции. Германия будет недостойна своего имени, заявил один из магнатов, если для такого дела не выделит нужных средств. В голодавшей стране изымались огромные суммы из сейфов богачей для борьбы с революцией.

По всем закоулкам столицы рыскали сыщики и агенты разведки, стараясь напасть на след руководителей коммунистов.

В ночь, когда гвардейская кавалерийская дивизия вошла в Берлин, чтобы довершить расправу, начальник ее штаба майор Пабст приказал разыскать спартаковских вожаков во что бы то ни стало.

Штадлер явился к Пабсту и стал развивать перед ним истребительные идеи; тот пожал ему руку и заявил, что делу, которым занимается Штадлер, дивизия тоже готова посвятить себя целиком.

В трагической истории Германии, начавшей всемирную бойню, оставалось лишь довести до конца расправу, которую начали Носке и Эберт.

В своих обращениях Штадлер первый пустил в оборот слово, которому суждено было сыграть в жизни человечества зловещую роль, — национал-социализм.

Идеям, связанным с этим словом, некоторое время предстояло оставаться достоянием меньшинства. Спустя четырнадцать лет они овладели Германией, и вся она покрылась густой сетью лагерей и мест пыток.

Статья «Вопреки всему!» была написала Либкнехтом и должна была появиться в ближайшем номере «Роте фане». Статья Розы «Порядок царит в Берлине!» уже появилась сегодня. Связной доставил им свежий номер газеты, которую продолжали выпускать мужественные сотрудники, и унес с собой материал Либкнехта.